Дерево Серафимы

– Привет, Женька! – будто мы с ним только вчера в метро вместе ехали. – Болеешь, что ли? Что-то выглядишь хреново. Там это… водка, в морозилку сунь.

Я думал Шурик грохнется в обморок от моего вида, а он только бросил на меня беглый взгляд и стал причесываться перед зеркалом в прихожей. Сначала привел в порядок густые и черные с небольшой проседью волосы, потом прошелся расческой по своим шикарным, все еще шикарным, мулявинским усам. Шурик всегда носил усы, как у главного песняра Владимира Мулявина. Даже в армии Шурик получил разрешение на ношение усов от комбата. Наш комбат был белорусом и песняров очень уважал. Кстати, Шурик неплохо пел под гитару. В его репертуар входили и белорусские песни.

Я стоял за спиной Шурика и сравнивал свое отражение с отражением

Шурика. Сравнение было явно не в мою пользу. Такое впечатление, что рядом с бравым усатым молодцом стоит сама смерть. Шурик заметил мимоходом, что выгляжу я хреново. Я просто хреново выгляжу? Не как труп ходячий?

– Приболел малость, – запоздало ответил я, оторвавшись от созерцания святых мощей, отраженных бескомпромиссным зеркалом, – простыл видимо.

– Ага, – согласился Шурик, – погода дурацкая. Да тут еще этот грипп ходит…, энтеровирусная инфекция, мать ее! Вторая волна.

…Водку-то в холодильник поставь. Ты как? Простуда твоя со старым боевым другом выпить не помешает?

– Выпью чуть-чуть.

Мы расположились на кухне. Шурик все принес с собой. Кроме литровой бутылки водки в пакете был сыр, колбаса, шпроты, семисотграммовая стеклянная банка с маринованными огурчиками и жестяная баночка консервированного зеленого горошка "Бондюэль".

Хлеба только Шурик не купил, но у меня в хлебнице лежала половинка свежего батона. Я принес из бара рюмки, а пока ходил, Шурик с отличным знанием вопроса накрыл поляну.

– Ты же умный мужик, Женька? – спросил он.

– Да как тебе сказать?.. Не уверен. А это ты к чему?

– Это я так, для начала беседы.

– Для начала беседы надо налить.

– Слова не мальчика, но мужа. Уважаю. На мой вопрос, Женька, можешь не отвечать. И так видно, что умный.

Шурик налил и мы выпили. Правильней будет сказать, выпил Шурик, я лишь пригубил. Он не заметил, что я сачканул, слишком поглощен был своими собственными проблемами.

– Вот ты здоровый человек, Женька, – начал мой боевой друг. -

Такие как ты живут до ста лет, а то и больше. Жилистые. – (Я согласно кивнул). – Простыл немного, но это же ерунда! Таблеток наглотаешься, "стрепсилс" пососешь, горчишник приляпаешь куда надо, и будешь как новенький. А можешь и не лечиться, само все пройдет. Так?

– Да, да, – поддакнул я, шмыгнув для убедительности носом, – совершенно верно. Если насморк лечить, то вылечивается он за семь дней. А если не лечить, то сам проходит за неделю.

Шурик шутку не понял.

– А меня, ты знаешь, старик, скрутило. Ох, как скрутило!.. Все,

Женька, пепец подкрался незаметно.

– Да ты что? – я внимательно посмотрел на Шурика, пытаясь найти на лице друга признаки серьезного заболевания. От медицины я был далек, но мне показалось, что внешне Шурик выглядит очень даже неплохо, я отметил здоровый цвет лица и минимальное количество морщин – может, их было бы больше, не будь кожа натянута на его круглое лицо как на барабан.

– Да, Женька. Пора завещание составлять.

– Что с тобой такое? Сердце?

– Нет, – вздохнул Шурик, – ниже.

– Желудок?

– Еще ниже, гораздо ниже.

– Неужели…

– Да. – Шурик тяжело вздохнул. – Раньше как бывало? Ссать стану, струей писсуар разбить мог. А теперь?

– И что теперь? – я едва сдержался от смеха, догадавшись, о каком страшном недуге рассказывает мой боевой товарищ.

– А, – Шурик махнул рукой, – давай тяпнем с горя. – Он налил себе и, не дожидаясь меня, выпил. – Теперь струйка бежит – у моих трехмесячных внуков толще. Тьфу!

– У тебя внуки есть?

– Как не быть, если мы с Галкой серебряную свадьбу в прошлом году отгуляли? Больше четверти века вместе живем, если выкинуть те полгода, когда я к другой уходил. Потом вернулся. Дочке, Людмиле уже двадцать пять. Само собой, внуки должны быть. Как иначе?

– Действительно, – согласился я. – Мальчики? Девочки?

– Пацаны, – похвастался Шурик. – Двойняшки. Я же тебе сказал – у внуков. Были бы девки, сказал бы – у внучек струйки толще.

– Близнецы? На кого похожи?

– Ха! Близнецы… Разные абсолютно. У одного, у Федьки глаза черные, как смородины. У моей Галки такие же в точности. И у дочери такие же черные. А у второго, у Костика голубые, как у меня. – Шурик выпучил глаза, а потом дополнительно раздвинул веки пальцами, чтобы я смог убедиться, что они у него и, правда, голубые. Словно я этого не знал раньше. – У них даже группы крови разные. У Костяна первая, а у Федьки третья. Я даже сначала подумал – может, пацаны от разных мужиков? Подумал и сказал. Меня дураком обозвали.

– Правильно обозвали, – кивнул я, – ты и есть дурак.

– Вот и ты, Брут… Я просто в медицине не сильно шарю.

– Я заметил. А у Людмилиного мужа глаза какого цвета?

– У мужа? – ухмыльнулся Шурик. – А нету мужа. Был, да сплыл. Ну и хер с ним, сами вытянем! Что бы нам свою кровинушку не вытянуть?