— Ты хоть объясни, что произошло для начала, а то совсем ничего не помню.
— Ах, не помнишь, а эпиграмму на Евгения Киселёва от великого гения русской словесности тоже не помнишь?
— Если честно, нет.
— Серьёзно? Ты вот даже не пил вчера, хотя все старый Новый год отмечали. Типа праздник у всех, а ты в углу сидел и подло стишки строчил.
— А какой год встречали?
— Две тысячи второй, полудурок!
— Да обалдеть просто можно — две тысячи второй, — будто бы пережёвывая слова, выдавил из себя Майозубов.
— Ты очень странный стал, Аристаша. Ты наркоту, случаем, не жрёшь втихаря?
— Нет, конечно, я поэт и у меня могут быть некоторые заскоки — это нормально, — смутившись, ответил молодой человек, чувствуя, что вроде бы что-то вспоминает.
— Нормально? Ты считаешь, что такое нормально?
— А что тут особенного? Да, написал эпиграмму, я поэт — логично!
— Нет, вы только посмотрите, да если бы тебя вчера охрана не оттащила, ты бы ему ещё и по морде заехал. Вот скажи, что ты на него взъелся?
— Ну он же предатель, манипулятор, лжец и просто сволочь!
— А многие думают, что он дико популярный журналист! Ты знаешь какие люди его финансируют!
— Сидеть скоро будут эти люди… Робы шить! И что ты за этого говнюка-Киселёва впрягаешься? Подумаешь, эпиграмма! Кстати, что-то вспоминать начал.
— Вспоминать он, видите ли, стал! Молодец, уже большой прогресс, конечно, но лучше скажи, как мне тебя в общество приводить? Ты скандалы на ровном месте создаёшь!
— Ну не знаю, по-моему, всем понравилось, что я написал, эпиграмму даже записывали и пересылали друг другу. Многие, вообще, в восторге. Ты только вспомни эти чудесные строки:
Представитель древнейшей профессии,
Журналюга, каких поискать
Много в Е. Киселёве экспрессии,
Жаль по жизни — усатая блядь…
— Аристарх, мне с этими людьми ещё работать, там куча моих спонсоров и клиентов.
— Ну и работай, кто тебе мешает, — зло огрызнулся Майозубов, считая себя абсолютно правым в своей нелюбви к телеведущему. Он искренне полагал, что тот продажный журналист-пропагандист и предатель. Память действительно понемногу заработала, выдав множественные обрывки фрагментарных воспоминаний, а затем, совершив дополнительное усилие, превратила их в нечто целое. Правда, оставив некоторую неясность в вопросе: был ли он на этом приёме на или всё-таки не был? С другой стороны, как можно вспоминать то, где как бы не был?
В прошлом, до встречи с Бориской, эта несвязность сильно бы напрягла, но сейчас он просто анализировал воспоминания. В том числе и другую «вчерашнюю» встречу, из две тысячи двадцатого года. Улыбка восхитительной Эвелины не вылезала из головы, а перед глазами стоял образ алкаша-Ельцина, который криво улыбался и будто бы спрашивал: как тебе мой подарочек? В общем, если оба события определить понятием «вчера», то получается, что он находился одновременно в двух местах: с Шиманской в две тысячи двадцатом году и на приёме, празднующим две тысячи второй год. Такое состояние иначе, как странным назвать невозможно.
Сложилось ощущение пребывания, причём одномоментно, в разных точках времени и пространства, и что удивительно, Аристарх даже хранил какие-то воспоминания об этих присутствиях. Некоторые фрагменты из вчера оказались вполне доступны, а другая, пока скрытая их часть, пыталась настырно вылезти, отчего привычная реальность дробилась на множественные картинки, перемешивалась и строила невообразимые образы, которые можно охарактеризовать конкретным и весьма практичным, хотя и не без доли иронии, определением: «То, что есть».
Поэт подумал, что ещё обязательно вернётся к осмыслению всплывшего в голове определения, так как в данный момент, неугомонное сознание потащило в уже знакомое состояние, которое неугомонный Бориска почему-то назвал инсайт. Хотя собственный мозг Аристарха называл это воспоминанием того, чего не было.
— Ты считаешь, что я своим поведением навредил твоему бизнесу, — невзначай спросил он Яну.
— Думаю, что да, — расстроенно вздохнула та.
— Могу кое-что исправить.
— Да брось, твои извинения к Евгению Киселёву уже ничего не поменяют.
— Что за глупость, я вовсе не собираюсь извиняться. Тем более, через год его карьера на телевидении будет практически закончена. В России он «сбитый лётчик».
— Думаешь, такое произойдёт из-за твоей эпиграммы? — зло съязвила Яна.
— Прекрати, иронизировать, я действительно хочу тебе помочь, а Евгений Киселёв — пустое.
— Помочь, что? Я мечтала заработать несколько сотен миллионов долларов, а то и миллиард, чтобы стать самой успешной женщиной в своём бизнесе, а ты меня почти опустил перед влиятельнейшими бизнесменами.
— Да ты мне ещё спасибо за это скажешь!
— Спасибо? Это за то, что ты мне испортил отношения с Ходорковским? Ты хоть представляешь, кто он такой?
— Поверь мне, он уже никто, а через некоторое время станет обычным заключённым — рукавицы шить будет.
— Аристаша, ты без сомнений сошёл с ума, он неприкасаемый.
— Называй его, как хочешь, но я точно знаю, что будет в будущем.