Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

— Я её муж, — едко ухмыльнувшись, задиристо ответил Майозубов, понимая, что вопрошающий явно что-то замышляет. Он, как бы «вспомнил», что в десятой квартире живёт только сильно пожилая Зоя Модестовна Клопп. Бабулька считалась местной достопримечательностью, хорошо известной всем жильцам дома, по причине восьми жирных мопсов и периодических расстройств рассудка, во время которых выходила во двор в халате на голое тело и предлагала секс за один миллион долларов. Спросивший индифферентно выслушал ответ Аристарха, как-то странно поёжился, словно бы ища, чтобы ещё спросить и, видимо, не найдя других поводов для начала разговора неуклюже ретировался. Когда Майозубов входил в подъезд большая машина всё ещё оставалась в пределах двора, а у поэта осталось устойчивое впечатление, что он уже где-то видел этого несуразного человека.

Впрочем, волновало иное, а именно, призрачный шанс на жизнь. Успев свыкнуться с информацией о приближающейся смерти, Аристарх, как ни странно, не испытал счастья от того, что ему дарован один, а возможно, даже несколько дополнительных дней. Радовало другое — то, что Эвелина столкнётся с неминуемой печалью немного позже.

Как ни странно, объективный факт присутствия инфернального Бориски говорил о некой вечности, а значит, выход из воплощения — просто возврат к истокам, той форме бытия, из которой он прыгнул в этот мир. Страх смерти тела ушёл, но его место заняла душевная боль, связанная с тем, что дальше всё будет другое, абсолютно непривычное — забытое, наполненное иными смыслами и задачами. Аристарх определил гложущее состояние, как тоску эго, осознающего, что ту форму, которую оно представляет, ждёт неминуемый распад. Ведь, в конце концов, человек более всего боится расстаться именно с этим никчёмным образованием, которое он, по каким-то странным соображениям, считает собой.

Когда загруженный размышлениями Аристарх вошёл в квартиру, Эвелина сидела на кухне и, излучая безмятежное счастье, пила чай. Её присутствие наполняло помещение особенным тёплым уютом и всепроникающей негой, отчего восхищённому поэту захотелось, естественно, исключительно из соображений гармонии, завести огромного кота. Вселенная торжественно плыла, создавая яркие нюансы и образы, подчёркивающие новые чувства, которые целиком захватывали гения, заставляя мечтать о невозможном. Всё скоро будет кончено, — вдруг завертелось в его голове, впрочем, робкая надежда на чудо ещё пульсировала и Майозубов решил, что, если будет хоть один шанс побыть на Земле подольше, он непременно им воспользуется, так как нахлынувшее волшебное состояние хотелось переживать и переживать.

— Ну что, переделал свои дела? — хитро улыбнулась Эвелина.

— Почти…

— А я скучала…

— Печально…

— Может, на море слетаем, Аристарх, сейчас тут такая жара…

— Попробуем, но дай мне дней десять, а то ещё есть некоторые заботы и паспорт дай, кстати, сфоткаю, чтобы билеты оформить. Майозубов очень обрадовался предложению о поездке, так как пока ещё не придумал способа поделикатней попросить паспортные данные для нотариуса.

— Хорошо, подожду, а главное, ты увидишь меня загорелой, я буду невероятной красоткой…

— Уверен, что это так, — немного печально произнёс поэт, подумав, что вероятнее всего, после его ухода, жизнь будет течь, как текла и мало что поменяется, если, вообще, хоть что-то будет иным. Неожиданно всплывшая ностальгия прокатилась на велосипеде воспоминаний, отчего Аристарх улетел в мир иллюзий и молчал, бесконечно помешивал ложкой свежеприготовленный кофе. Ему, как ни странно, нравилось это странное липкое и очень ленивое состояние, в котором он невероятно увяз, ведь именно оно, каким-то непонятным образом, заставляло чувствовать себя живым и даже на что-то надеяться, что, впрочем, никак не помешало переслать паспортные данные подруги нотариусу.

«У меня осталось всего семь дней надежд или же, всё-таки, больше»? — беззвучно прошептали губы, а рука привычно потянулась к тетрадке для новых стихов. Поэт вздохнул, нашёл пустую страницу и подумав пару минут, начал записывать всплывающие в сознании строки:

Мысли строит остывший кофе,

И пустые надежд дорожки

Намекают о катастрофе

Отгулявшей души-заброшки

Всё что прожито — сладкий пряник,

Суетливые дней страницы,

Вот и чахнет усталый странник,

В предвкушенье последней седмицы.

Данность — сон без желанья проснуться

Да и стоит ли торопиться,

Когда в неге восхода солнца,

Томно слушаешь щебет птицы…