Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

Аристарх нетерпеливо ждал Бориску, так как только это помогло бы всё воспринять хоть сколько-нибудь осмысленно. Он нервничал, понимая, что правила игры изменились окончательно и бесповоротно, а чего ожидать, в сложившейся ситуации, оставалось загадкой. Третьи, несомненно, лишние двести грамм, как и в прошлый раз, потрясли юное сознание и обрадованный Майозубов удовлетворённо увидел, разъезжающиеся стены и задумчивого Ельцина гордо входящего на кухню. Борис Николаевич по-хозяйски сел напротив, пододвинул к себе остатки водки, после чего, начисто изменив прошлой либеральной концепции, просто и почти по-отечески, поинтересовался: «Как дела»?

— Да всё нормально, только очень странно, — ответил Аристарх и, внимательно вслушавшись в специфический тембр голоса первого президента России, осознал, что старого разговора уже точно не будет. Да, собственно, совсем и не хотелось освежать в памяти тот восторженный, немного идиотичный либеральный трёп, поэт ожидал хоть каких-то разъяснений. Бориска гордо сидел напротив и, с профессиональной наигранностью старой театральной звезды, уверенно держал паузу. Время медленно ползло, интрига становилась всё более значимой, а призрак молча пил и иронично улыбался уголками глаз.

— Ну так как, поведаешь мне, что будет дальше, — вздохнул окончательно запутавшийся Майозубов.

— Да ты, вроде, и сам знаешь, — почти издевательски усмехнулся Бориска.

— Я же вроде бы умер?

— Не похоже…

— А как же гвоздь?

— Гвозди мало чего меняют, особенно в твоём случае…

— А счётчик последнего дня?

— Счётчик уже обнулён.

— Но тогда почему я жив!

— Здесь жив, а там, возможно, и нет…

— Так, значит, я, всё-таки, мёртв?

— Как тебе только удалось сделать столь безумный вывод, — рассмеялся Бориска.

— Ну если я умер там, а после этого попал сюда, то получается, что я мёртв, по-моему — логично.

— Ничего — не логично! Ты сейчас находишься в свеженаступившем двухтысячном году, где всё и началось, кстати. Тут же, того момента, из которого ты прибыл, пока не существует, так что ты «живее всех живых».

— Но ты же мне сам сказал, что я умер в той машине…

— Во-первых, я сказал, возможно, а во-вторых, ты оттуда прибыл раньше того момента, который обычные люди называют смертью, а главное, никак не пойму, почему для тебя это так принципиально.

— Так важно ж такое знать…

— Ты, поэт, меня окончательно запутал, прицепился к какой-то ерунде, на мой взгляд совершенно бессмысленной, у тебя, в конце концов, должны быть более насущные вопросы.

— Ну больше этого вопроса меня волнует, пожалуй, всего лишь один: почему ты являешься в образе Ельцина?

— Во-первых, поэт, я люблю бухать — это моё, а Борис Николаевич — редкая пьянь. Во-вторых, он тебя подбешивает, что невероятно забавно само по себе. Ну и в-третьих, Борис Николаевич символ дна, ниже которого не стоит падать политику. Знаю, ты скажешь, что существует куда большее дно — Горбачёв, но пятнистое недоразумение, увы, не пьёт, посему существо он малопривлекательное и поэтому весьма отвратительное, особенно в части придуманного им «сухого закона», что само по себе вселенское зло и очень уж большой перебор. В нашем же деле перебор — штука опасная, так можно воплощённых и не в ту сторону направить…

— Лучше бы ты в образе Есенина был, тот тоже не дурак был выпить… Да и в остальном куда симпатичнее…

— Вот именно, поэтому я в виде Ельцина! Ты хулиганского поэта боготворить бы начал и превратился во сдвинутого фанатика и в итоге б точно сошёл с ума…

— А от Ельцина я что, не могу сойти с ума?

— Конечно, не можешь, ты же изначально считал эту высокопоставленную пьянчужку помутнением рассудка и своей поэтической фишечкой, чем, кажется, даже гордился… Или уже забыл?

— Да нет, точно не забыл.

— Вот видишь…

— И что же мне, Бориска, теперь делать дальше?

— Во, первый нормальный вопрос, хотя и тупой. Жить, конечно, поэт!

— Но я уже прожил эту жизнь и помню её почти до мелочей…

— Я бы сказал, что до последнего гвоздя помнишь, если, конечно, разные мелочи иметь в виду, — рассмеялся призрак.

— Ну да, получается, что так… Скажи лучше, как жить, если знаешь всё, что должно произойти?

— Не могу тебе ничего сказать, сам узнаешь — это такое, уж, извини, слишком личное, что ли… Однако, почему ты уверен, что помнишь, всё о своей жизни? Если разобраться, то тебе, как минимум, должно быть интересно, как ты проживёшь свою жизнь с Эвелиной и посмотреть на то, как будет расти твой ребёнок…

— Конечно, интересно, но даже ты не уверен, что я, после того случая с гвоздём, выжил…

— Тут, поэт, штука такая… Я сейчас про так называемую смерть в две тысяче двадцатом… В этом конкретном случае, жить или умереть — только твой выбор. Данное событие, в некотором смысле, то, что ты можешь изменить или, если уж совсем лень что-то менять, рискнуть повторить в точности, надеясь, что, всё-таки, выживешь…

— А я выживу после этого ранения?

— Знаешь, Аристарх, не скажу тебе про это, ты хотел интригу, она будет, вот и живи с этим.

— У меня к тебе есть ещё один важный вопрос, Бориска… Даже не знаю, с чего начать…

— Если не знаешь, с чего начать, говори о главном…