Дерлямбовый путь Аристарха Майозубова

Майкл налил полный стаканчик бурбона, ища в себе силы выпить напиток залпом, но трусливо медлил. С одной стороны, до боли в коленях хотелось узнать кто такой Бориска, с другой, разговор с Аристархом вызвал некоторое неприятное смятение. То ли искренняя религиозность родителей, то ли его собственное критическое начало, а может, и не особая уверенность в новых толерантных веяниях или же всё вместе, дали растущему сомнению огромный потенциал, отчего стало невероятно страшно. Страх сковал привычную решимость и вызвал кипучую ненависть к Аристарху. Переживаемое состояние породило странные, болезненные реакции и лишь неожиданно взлетевшая в воздух бутылка заставила собраться и найти силы продолжить безумный эксперимент.

Американец с трудом выпил налитое и ему даже показалось, что он видит нечто похожее на тёмное облачко состоящее из миллионов мелких летающих насекомых, а ещё через пару минут пришло понимание, что это не показалось, так как удивительное образование двигалось само по себе, а главное, двигало бутылку.

— Ты говорил, что впервые увидел Бориску, как тёмное пятно в пространстве? — обратился он к Мише.

— Да, примерно так…

— Мне кажется, что со мной происходит то же самое…

— Ну, значит, есть шанс, что ты его увидишь, — ответил чему-то обрадовавшийся собутыльник и подлил бурбона.

Майкл моментально употребил налитое, затем закрыл ладонью глаза, желая полностью собраться, а когда открыл, увидел криво улыбающегося Бориса Николаевича, который держал в руке бутылку и, вне всяких сомнений, был чрезвычайно доволен.

— Ты что, Ельцин? — с интонацией идиота спросил американец.

— А тебя это смущает? — ответило привидение.

— Ельцин же мёртв, я лично был на его могиле.

— Ну тогда всё должно сходиться, — широко улыбнулся инфернальный собеседник.

— Тогда получается, что всё, что говорил Аристарх — правда?

— В некотором смысле — да.

— И как же мне теперь с этим жить дальше? — едва не заплакал, сильно ошалевший Майкл.

— Живи, как жил…

— У меня это уже точно не получится…

— Ну, понимаешь, и плевать, — демонически расхохотался Бориска, чем ввёл того, в крайнюю степень душевного расстройства. Мысли пленённого агента переплелись со страхом, мистикой и безумием, по этой причине глаза стали бегать из стороны в сторону, словно ища в пространстве хоть какое-то объяснение происходящему. Впрочем, обескураженное сознание выдавало только одно — во всём виноват Аристарх! Внезапно всплывший в голове ответ превратился в навязчивую идею, которая тут же превратилась в ненависть. От этого стало так больно, что Майкл, увидев выпавший из кармана Майозубова гвоздь, поднял его и мгновенно воткнул в горло поэта.

Глава восемнадцатая. Эпилог.

Аристарх очнулся в квартире Нины Николаевны, которую та предусмотрительно переписала на него, проявив разумную заботу за три месяца до своей безвременной кончины. Снежинки искрились в свете уличного фонаря, в подъезде беззаботно смеялись люди, дурашливо ожидая светлое чудо Нового года, а на стене мерно тикали неубиваемые советские часы «Спутник». Майозубов будто бы очнулся от долгого безумного сна, хотя отлично помнил тот момент, когда блеснувший в руке Майкла гвоздь вонзился ему в горло. Поэт на всякий случай дотронулся до шеи, посмотрел в зеркало и увидел себя таким, каким начал своё удивительное приключение — всё так, как и было.

Гений отлично помнил этот чудный вечер, впрочем, неожиданное возвращение в обратно — туда, где всё началось, почему-то показалось естественным и даже закономерным, и он, вздохнув, отметил, что подобный поворот, не обычное возвращение в череде прыжков во времени, а некое изменившееся состояние порядка вещей.

Наступал двухтысячный год, сегодня сменялась эпоха, ленивые мысли имели форму спящих кошек, скучающий и чуть растерянный Аристарх грустно включил телевизор и стал смотреть поздравление мало им уважаемого президента-алкаша Ельцина, отчего, как и вся взбаламученная страна, запомнил единственную, ставшую впоследствии крылатой, фразу: «Я устал, я ухожу», а потом, в брызгах «советского» шампанского и лёгком недоумении масс, наступило первое января будоражащего умы миллениума. Молодой человек нехотя поплёлся на кухню, где его ждала соблазнительная курица-гриль и холодная водка, он хорошо знал, что должно произойти в дальнейшем, поэтому действия практически не отличались от первоначальных, поэт обречённо пил, в тайне надеясь, что снова увидит Бориску.

Приходилось заново привыкать к старой обстановке, тому самому себе и абсолютной неопределённости. «Повторятся ли события прошлого раза»? — нервно пульсировала тревожная мысль. Действия, в имеющемся здесь и сейчас, закономерно копировали те, что происходили в том «прошлом», время текло, как варенье из банки, а старые надежды разбивались о полученный опыт, становясь некой неосмысленной абстракцией, с которой так или иначе придётся жить. Вместе с тем, второй стакан алкоголя был беззастенчиво выпит, чувства знакомства с крепким напитком повторно пережиты, а возросшее ожидание нервировали воспоминания о том, что и как должно произойти.