Читаем Дермафория полностью

Я и не шевелюсь. В любом случае электрические зубья схватят меня раньше. Подчиняясь коллективному культурному рефлексу, вскидываю руки, и жетоны сыплются на пол кабинки.

– Парни в отеле. Это они подсказали, где тебя найти.

– Меня? То есть Дезире.

– Да. Дезире. – Лучше ошибиться, чем пребывать в неопределенности.

– Ты сказал в отеле. Что за отель?

– «Огненная птица». – Странно, что я до сих пор никому этого не сказал. – Примерно в полумиле отсюда.

– Я знаю, где это.

– Они там живут. Их двое. Джек и его друг. Долговязый. Все время молчит.

– Я их знаю.

– Так ты знаешь, как зовут друга Джека?

– Нет. – Она переходит на шепот. – В прошлый раз ты у меня все выгреб.

– Кто твой поставщик?

– Не важно. – Она поднимается.

– Пожалуйста, подожди. Кто такая Дезире? – Я должен это знать. Должен знать наверняка.

– Никто. Это код. Неужели не понятно?

– Код для чего?

Ее глаза холодеют. Она кладет сигарету на пол и растирает окурок острым каблуком.

– Я чист. Я тебя не подставлю. – Развязываю галстук и начинаю расстегивать рубашку, но она качает головой и машет руками – не стоит.

– Тебе надо уходить.

Застегиваю пуговицы и только потом спрашиваю:

– Умеешь читать по ладони?

Она не отвечает, но молча, одними губами, произносит – уходи.

– Понимаю, вопрос странный. Но скажи, ты умеешь читать по ладони? Можешь предсказывать будущее по картам? Да или нет?

Еще одна вспышка. Она держит электрошокер на уровне талии, за стеклом, так что мне ничего не грозит, но вспышки и сопровождающего микромолнию сухого щелчка вполне достаточно, чтобы бросить сердце к ребрам.

– Нет. А теперь уходи.

– Скажи еще раз, что твое имя не Дезире. Назови свое настоящее имя. Мне все равно, как тебя зовут, пусть даже не Дезире, ты только скажи.

Если она и говорит что-то, я уже не слышу. В кабинке гаснет свет, и стеклянная панель закрывает окошко. В дверь колотят, и я узнаю голос Контролера. Поворачиваю защелку, и его мясистые пальцы хватают меня за руку. Он тащит меня по коридору – причем весь путь я прохожу на цыпочках – и выталкивает на тротуар.

Глава 25

Нужно снова все забыть. В комнате у меня мешочек скина, которого вполне хватит для путешествий во времени на несколько ближайших недель, но я не хочу держать его под рукой. Есть немалая вероятность того, что все посекундно восстановленное прошлое неверно, что реконструкция прошла неправильно. Нельзя исключать, что с самого начала я был в лаборатории один, что скин мое изобретение и что я не мог никого сдать полиции, потому что ни с кем не вступал в контакт. Может быть, я случайно оказался рядом с лабораторией, когда она взорвалась, но не имел к ней никакого отношения. Может быть, Энслингер и Уайт знают друг друга, и детектив, наткнувшись на меня, решил, что я – кем бы ни был в действительности – и есть Эрик Эшуорт. Может быть, я попал в аварию, возвращаясь из церкви, или мне на голову случайно упал кирпич на стройке. Может быть, вся моя вина заключается в том, что мне отшибло память, что у меня не оказалось страховки и родственников, а детектив Энслингер всего лишь воспользовался ситуацией, чтобы свалить на кого-то ответственность и закрыть безнадежное дело. Возможно все, и все невозможно. Это одно и то же.

Лу на своем месте. Стоит за баром и протирает стакан, похоже, тот же самый. Как и Стеклянная Стриптизерша, никогда не покидавшая розовую комнату, как Джек и Дылда, не высовывавшие носа из «Огненной птицы», так и я ни разу не видел настоящего дня или настоящей ночи с тех пор, как вышел из больницы. Вселенная застопорилась, и я в ней сломанный зубец.

Лу спрашивает, буду ли я как обычно, и я говорю «да», но беру только колу.

– Налей-ка скотча с содовой. – Манхэттен Уайт садится на соседний стул и раскрывает бумажник.

– И скотч с содовой. – Я отмахиваюсь от его денег. – Не надо. – Если сегодня и есть что-то хорошее, так это то, что присутствие Уайта не вызывает ни ужаса, ни ненависти.

– Не против, если я составлю компанию? – спрашивает он.

– Пожалуйста.

– Неужели узнал? – Он улыбается и легонько толкает меня в плечо, как это делают тренеры в бейсболе. Киваю. Еще как узнал.

– Пришел носом поводить. – Лу ставит перед нами стаканы, и я делаю глоток виски. – Шанс есть. Давай води – сопротивляться не буду.

– Ну-ну, не будем забегать вперед, – усмехается Уайт, однако к виски не притрагивается. – Всему свой черед. Как дела? Мозги включились или придется начинать все сначала? – День выдался не самый хороший, и от его шуточек лучше не становится. – Я угощал тебя мороженым несколько дней назад, помнишь?

– Помню. А еще раньше я встречался с вами в одном доме возле Литл-Рока, на шоссе 138. Потом я обращался к вам за помощью, когда с одним парнем случилась неприятность, и этот парень пропал.

– Хорошая новость.

– Нет. – Я знаю, что он думает.

– Похоже, память к тебе действительно вернулась. Ты получил по голове, но сейчас уже в порядке.

– Я не получал по голове. Принял лишнее. Передоз. Мозг отключился на восемь долгих секунд.

– А по-моему, он у тебя неплохо варит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза