Дерни смерть за саван

Определившись с тем, что она считала самым важным, Анита задалась двумя следующими вопросами: куда ее притащили и зачем? Ответ на первый оказался простым – повертев разламывающейся от боли головой, она узнала Кельтскую пещеру, где однажды встречалась с тогда еще живым Хорхе. Правда, сейчас стены и свод были освещены не флюоритным крошевом, а пламенем разложенного на камнях костра. Анита сделала усилие, чтобы придвинуться к нему, однако цепь, приковывающая наручники к вбитому в скальный массив крюку, не пустила ее дальше чем на десяток вершков.

Н-да, попалась, как жук, которого забавы ради пришпилили иголкой к доске. Хотя, perdone, сравнение неудачное. Похищать человека ради забавы никто не станет, тут причина гораздо весомее. И объяснить ее смогут лишь те, кто похитил. Если захотят.

– Есть тут кто-нибудь? – проглотив подступивший к горлу ком, продребезжала Анита слабым голосом.

Ей не ответили. Сквозь искривленную окружность – вход в пещеру – она увидела голубое небо и солнечный свет. Значит, там день. Сколько же она пролежала без сознания? И где носит ее похитителей?

От томительной неопределенности и новых вопросов голова заболела еще сильнее, и Анита испытала облегчение, когда световое пятно входа перекрыла наконец чья-то фигура.

Облегчение тут же сменилось напряжением, поскольку Анита разглядела перед собой давешнюю уродину во всем ее диком великолепии: разметанные волосы, оскаленные желтые зубы, растопыренные пальцы… Вот с кем не было ни малейшего желания вести диалог!

Тем не менее, желая взять инициативу на себя. Анита спросила как можно резче:

– Ты здесь одна? Кто-нибудь еще есть?

– А зачем нам еще кто-то? – откликнулась сумасшедшая мужским голосом, безо всяких завываний и ужимок. – Надеюсь, мы с вами прекрасно поладим… ко взаимному удовлетворению.

Оборванка ухватила себя за космы и сдернула их, открыв взору Аниты хорошо знакомые ей темные кудри.

– Добрый день, дон Ольмос, – поздоровалась Анита почти вежливо. – Не могу сказать, что сегодня вы так же учтивы, как в день нашего первого свидания возле холма.

Дон Ольмос вынул из своего рванья губку, окунул ее в кувшин с водой, стоящий возле стены, и стал тщательно смывать с лица грим.

– Вы не выглядите удивленной, сеньора. Неужто мне не удалось вас разыграть?

– Знаете… на один и тот же трюк редко кто попадается дважды. Я подозревала, что шайка сеньоры Лусии не так велика, как мы представляли. Да и была ли сама сеньора Лусия? Ведь ее роль сыграли вы?

– Равно как и прочие женские роли в этой пьесе, – скромно признался дон Ольмос, заканчивая свой туалет. – И еще роль сопливого мальчишки, который заманил вас в часовню.

Анита поднялась и села в неудобной позе – расположиться более вольготно мешали оковы.

– Вы не могли бы снять с меня эту гадость? – попросила она.

– Э, сеньора, нет… Мне известна ваша прыть. Я сниму, а вы убежите. Самое большее, что могу сделать, – освободить вам одну руку.

Он отстегнул кольцо наручников от левого запястья пленницы и защелкнул на цепи – так что правая рука Аниты все равно осталась на привязи. Зато теперь можно было сесть, как хочется, и размять затекшие суставы.

– Не желаете ли покушать? – осведомился Ольмос тоном радушного хозяина.

– Нет, благодарю. А вот попить…

Он протянул ей кувшин, в котором только что мочил губку.

– Извините, это все, что есть. Мы живем по примеру спартанцев.

Анита взяла тяжелый кувшин обеими руками, отпила через край. Вода заструилась по подбородку, закапала на измятый подол.

– Я тоже сразу понял, что вы непростая штучка. Искал к вам подход…

– А я – к вам. – Напившись, она отставила кувшин в сторону, вытерла ладонью губы. – В сказочку про любовь, извините, не поверила. Требовалось выяснить, что у вас на уме. А тут Алекс со своей армейской прямотой пригласил вас в гости. Я не возражала… И сделала немало полезных открытий. Например, услышала вашу дивную манеру пения – когда вы с виртуозностью меняли высоту голоса. Тут меня и озарило: вам же ничего не стоило изобразить женщину! Сразу припомнилось многое: во-первых, у всех ваших персонажей было что-то не то с лицом. У сеньоры Лусии – шрам, Лола перемазана косметикой, мальчишка – чумазый, как чугунок, который достали из печки. Конечно, все это делалось для того, чтобы тщательнее замаскировать внешность. Но с бродяжкой, – она показала на брошенный возле костра парик с лохмами-колтунами, – вы превзошли себя! Так натурально сыграть безумие… вам позавидовали бы ведущие актеры театра «Эспаньоль»!

– Я состоял в его труппе около полугода, – сумрачно ответил Ольмос, не поддавшись на похвалу. – Меня выгнали. Мотивировали это тем, что как актер я бездарен.

– Они поспешили.

– Пусть это останется на их совести… Но вы сказали «во-первых». Есть и «во-вторых»?

– Мы никогда не видели всех участников шайки вместе. Только по отдельности. Сильвия рассказывала, что ее похитили во Франции бородатый Диего и мальчишка. А потом ей завязали глаза, и о происходящем вокруг она догадывалась лишь по звукам. Я еще удивлялась: зачем нужна была эта повязка?