В этот раз все начиналось точно также — Поттер без повода становился багровым, нервно поправлял на носу очки и пытался приглаживать волосы. Гермиона только прыскала в кулак от смущенного вида друга. Но потом началась какая-то фигня. У Гарри проснулась хваленая гриффиндорская храбрость (правда, в отношении девчонок), и он стал изредка появляться в обществе Уайлд. Она не проявляла к Поттеру особого интереса, но поддерживала пустые беседы то ли из внезапно появившейся вежливости, то ли со скуки. И Гермионе было не в чем упрекнуть когтевранку — она не давала Гарри ни единого повода думать о ней в другом ключе, кроме как «девчонка с курса, спросить про зелья и дойти до одного класса». Но воспаленная фантазия Гарри явно рисовала юноше такие картины, от которых он потом едва ли не прыгал до потолка под испепеляющие взгляды Снейпа. Гермиона очень беспокоилась. Она прекрасно знала о том, что Гарри вряд ли станет хотя бы другом Флоренс Уайлд, не говоря уже о том, о чем молодой человек так мечтал. Гриффиндорка отлично осознавала, что вытеснить место Малфоя из жизни и, возможно, сердца Уайлд, не под силу никому. Где-то полтора месяца назад они не разговаривали друг с другом три дня, но все вернулось на круги своя. Они вновь ходят вдвоем, мило беседуют, вместе просиживают вечера в библиотеке и пишут рефераты, гуляют на выходных и просто наслаждаются обществом друг друга. А Гарри упрямо не хочет признать то, что никогда не сможет быть Флоренс ближе, чем Малфой.
Гермиона, поджав губы, с треском захлопнула толстую книгу в черном кожаном переплете и устало потерла переносицу. Девушка сидела на подоконнике (видела бы такой кошмар МакГонагалл!) в одном из светлых, тихих коридоров Хогвартса, где мало кто бывал. Гермиона отложила фолиант в угол, глядя сквозь стекло, покрытое причудливыми морозными узорами, на чудесный пейзаж.
Была середина декабря. Все окрестности Хогвартса были покрыты толстым, ослепительно-белым слоем пушистого, искрящегося в лучах яркого холодного солнца, снега. Каждая веточка каждого дерева в запретном лесу была словно покрыта сверкающим сахаром, а хижина Хагрида и вовсе напоминала покрытый глазурью пряничный рождественский домик. Черное озеро превратилось в огромный каток, где маглорожденные юные волшебники с энтузиазмом обучали несведущих товарищей, выросших в семьях магов, стоять на коньках. Красные щеки, улыбки до ушей, блестящие от восторга глаза, съехавшие набекрень шапки и развязавшиеся шарфы — все студенты от мала до велика наслаждались великолепной погодой: слепящим солнцем, морозным бодрящим воздухом и непередаваемой атмосферой приближающегося Рождества. Раздавался веселый заразительный хохот детей, пытающихся бороться с разъезжающимися на льду ногами. Кто-то, как Джастин Финч-Флетчли из Пуффендуя, выделывал невероятные пируэты под восторженные визги девчонок. А кто-то, как Рон, с опаской держался за Гарри, у которого очки угрожающе болтались на кончике носа, и красного взъерошенного Симуса, и под чутким руководством нечуткого Дина Томаса пытался осторожно перебирать ногами. Даже слизеринцы не брезговали этим развлечением — сестры Гринграсс, изящные, хрупкие красавицы, держались за руки и кружились, кружились, кружились, заливаясь звонким серебристым смехом. К ним грациозно подъехал Забини, расплываясь в обаятельной и счастливой усмешке и беря Дафну — старшую, блондинку с завораживающими голубыми глазами, похожую на фарфоровую статуэтку, под локоть, галантно извинился перед ее сестрой и прокружил визжащую Гринграсс несколько раз в красивом пируэте. К младшей, Астории — изумительной зеленоглазой шатенке, будто сошедшей с полотна Боттичелли, тут же подкатил Теодор Нотт, обхватывая четверокурсницу за талию и отъезжая с ней подальше. Астория, откинув копну рыжевато-каштановых роскошных волос, задорно рассмеялась.
А Невилл Долгопупс, Сьюзен Боунс, Эрни МакМиллан и Полумна Лавгуд лепили гигантского снеговика с черными глазами-пуговицами, носом из моркови и красным ртом, который то и дело растягивался в широкой добродушной улыбке. Полумна нахлобучила на голову снеговику весьма забавную кислотно-оранжевую шляпу, сплошь увешанную странными редисками. Невилл натянул на него потрепанную зеленую мантию, а Сьюзен и Эрни покатывались со смеху, глядя, как Энтони Голдстейн, выпендривающийся перед однокурсницами, нелепо взмахнул руками и жестко приземлился прямо на свою пятую точку.
Гермиона задумчиво улыбнулась и прикрыла глаза, чувствуя, как по щекам скользят солнечные лучи.
***
— Малфой, Уайлд, идите к нам!