Деррида

Но по сравнению с годом, проведенным в Ле-Мане, изменения как нельзя более положительные. Как только последствия депрессии начнут сглаживаться, Деррида по достоинству оценит свою новую должность. «Из этих четырех лет, – скажет он в 1992 году, – мне запомнилось вот что: я был счастлив преподавать там, и впоследствии в системе высшего образования ничего подобного у меня уже не было»[249]. Речь на самом деле идет о единственной собственно университетской должности, которую он будет когда-либо занимать во Франции. Об этом периоде в Сорбонне он упомянет в одном из своих последних текстов, написанном как дань уважения Полю Рикеру для «Тетрадей Л’Эрн», целиком посвященных последнему:

В то время у ассистентов было странное место, которое сегодня просто сложно представить. Я был единственным ассистентом «общей философии и логики», вольным выстраивать свое преподавание и семинары как мне вздумается, и лишь в очень отвлеченном смысле зависел от всех тех профессоров, ассистентом которых я теоретически был, то есть от Сюзанны Башляр, Кангийема, Пуарье, Полена, Рикера и Валя. За рамками экзаменов я редко с ними встречался, если не считать, уже ближе к концу этого периода, Сюзанну Башляр и Кангийема, ставшего для меня другом-наставником, которым я восхищался[250].

Поскольку программы по общей философии не существует, Деррида может задавать темы по своему усмотрению. Он читает отдельные курсы по Хайдеггеру, комментируя «Канта и проблему метафизики» вместе с работой «Что такое метафизика?», но также рассматривает такие темы, как «Ирония, сомнение и вопрос», «Настоящее (Хайдеггер, Аристотель, Кант, Гегель и Бергсон»), «Мыслить – значит говорить нет», комментирует высказывание Клоделя «Зло в мире – как раб, черпающий воду из колодца». Он становится известен, и народ начинает ломиться на его лекции. В аудитории Кавайеса кое-как умещается более 150 слушателей; те, кто не позаботился прийти на полчаса раньше, вынуждены стоять. Через несколько месяцев Деррида будет вынужден разделить студентов на две группы и проводить практические занятия с ними по два раза.

Несмотря на сложные материальные условия, характерные для Сорбонны в эти годы, у многих студентов сохранятся отчетливые воспоминания о том, как Деррида преподавал в этот период. Франсуаза Дастюр помнит глубокого, но пока еще достаточно традиционного по манере преподавания человека. «Он казался робким и даже немного неловким. Курсы он читал чрезвычайно насыщенные, и многие из них были по-настоящему великолепны. Особенно мне запомнились „Метод и метафизика“ и „Теология и телеология у Гуссерля“. Деррида вместе с Рикером были теми, кто познакомил меня с гуссерлевской феноменологией и с мыслью Хайдеггера. Вместе с тем, хотя он иногда ссылался на Сартра, он никогда не говорил о Мерло-Понти. Он многого требовал от студентов, но и сам давал много и в конце каждой лекции охотно соглашался поспорить»[251].

Жану Риста, который вскоре подружится с Деррида, запомнился преподаватель, который почти всегда был любезным и внимательным, но порой мог стать безжалостным. «Помню, как однажды он страшно разозлился, когда принимал устные экзамены, поскольку многие студенты, которых он опрашивал, не читали „Критику чистого разума“. Но с теми, кто был по-настоящему увлечен, он всегда шел на контакт. Иногда он приводил нас в „Бальзар“, чтобы пропустить по стаканчику и продолжить дискуссию. Слушать его в университете тех лет, быть с ним на короткой ноге – это было что-то исключительное»[252].