Сахиб Джелял явился в гости проездом в Бухару и сейчас был очень озабочен. Надо было придумать способ выручить, а может быть, и просто спасти друга.
Сахибу Джелялу, ныне знатному бухарскому сановнику, отнюдь не пристало опекать мятежника. А таинственный Геолог в глазах того же самаркандского губернатора — опасный бунтовщик.
Случилось Георгию Ивановичу бездомным странником по степям и горам одолеть Карнапчульскую степь летом. Сам об этом рассказал доктору:
«Жарко, душно, знойно, тяжело… Какие еще можно подыскать слова, чтобы охарактеризовать пекло, именуемое Карнапчульская степь — черная, сухая, высушенная в камень. Ни былинки зеленой. Даже обычно изумрудные кустики верблюжьей колючки и те под раскаленными вздохами полуденного светила посерели, почернели. Или это в глазах потемнело! От жажды во рту язык — деревянный, шершавый. Слово: «Воды!» не произнесешь. Кажется, произнеси это слово — и с языка шкуру сдерешь. За каплю воды все отдашь! Попробуйте при пятидесятиградусной жаре не пить сутки, даже полсуток. Богатырь и тот не выдержит. Ярость охватывает человека. Да что там человека! Я видел, как отара смирнейших овец смела пастухов, собак, глиняный дувал и ринулась, почуя воду, к колодцам. Глубокий колодец в семь-восемь сажен забила косматая масса в мгновение ока. Целый день потом вытаскивали искалеченных баранов».
XV
Женщина на Востоке — одушевленное, тщательно сохраняемое под запором сокровище.
Сладкое сделать горьким легко.
Горькое сладким — невозможно.
Особенно поразила внешность Юлдуз пришедшего как-то с Даргома Георгия Ивановича. Правда, встреча была мимолетной.
— Кто она? Ну уж точно, где-то я видел эту прекрасную узбечку, — спросил он у Ольги Алексеевны, когда, переполошившись и пряча лицо под полой накинутого на голову камзола, Юлдуз поспешила исчезнуть из гостиной. — Удивительная внешность! И в то же время какое выразительное, одухотворенное лицо! Кто она? Где вы раскопали такое чудо?
Ольга Алексеевна напомнила о Тилляу, о горном замке из глины Сахиба Джеляла.
— Да, да. Вероятно, я видел ее в этом глинобитном дворце нашего Сахиба. Что-то припоминаю. Сентиментальная история. Роман в восточном духе.
Он поинтересовался, что делает «эта звезда на самаркандском небосклоне?».
Ему напомнили, что Юлдуз дочь того самого бедняка Пардабая, что превратился в бунтаря Намаза, он сразу же загорелся, нельзя ли с ее помощью увидеться с ее отцом.
— Интересная личность! На Востоке это целое явление. Нет, дражайшая Ольга Алексеевна, обязательно устройте мне встречу с ней. Папаша ее — сказочный разбойник! Да-да! Сказка смыкается с самой что ни на есть черствой, сухой прозой. Тот самый аграрный бандитизм. Есть о чем подумать. Помогите, ради бога, мне, Ольга Алексеевна!
А разговор уже перескакивает на совсем другую тему.
Юлдуз сетовала на свою судьбу, поверяя Ольге Алексеевне страстную горечь своей души.
— Судьба! Если у богача умрет жена, у него обновится постель, а если у бедняка — голова закружится. Как у отца моего Пардабая. Наших женщин прозвали овцами. Такие они кроткие, бессловесные. Но я не овца. Я — змея… ядовитая. Я кусаюсь. Умею кусаться… Разве это хорошо, разве это правильно, что написано в коране? Нас, женщин, оскорбляют. Нам причиняют горе. Нас берут, не спрашивая о наших чувствах. И все по закону. И потом тот, кто нас любил, обнимал, наслаждался, равнодушно пишет. О, прочитайте, что написал мне он из Бухары. Бессердечный. Он уехал, и даже не искал меня, не послал за мной в Даул. О злосчастная судьба! И надо же мне было задержаться там. И, рыдая, она протягивала листок бумаги:
«…Мы преисполнены великодушия. Рады, что тебя, неверную обету, подобрал хороший человек и взялся содержать тебя и нашу дочь. Считай, что мы объявили тебе «уч таляк». Живи. А про Наргис, дочь, могу сказать: пришли ее в Бухару. Для нее найдется место в нашем доме. Из нее воспитают достойную и добродетельною девушку».
Тут Юлдуз принималась причитать на весь дом, охать, стонать. Она знала тысячу проклятий. Она проклинала Джеляла, который не хочет, чтобы жена его, Юлдуз, вернулась к нему после стольких лет разлуки.
Отчаявшаяся, униженная молодая прекрасная женщина металась, как безумная.
Она даже упрекала любимую свою Ольгу Алексеевну: