Дервиш света

— Я — хакк! Я — хакк! Пред вами мавляно Хусаин ибн Харрадж! Мюршид мюршидов! Клянусь, отныне ты, доктор, удостоился служению у самого мавляно Хусаина ибн Харраджа. Бог велик!

Со снисходительным презрением он взирал на ползающих в пыли дервишей, жадно подбиравших медяки.

— Да пошлет аллах тебе, доктор, свою милость. Неистовые какие-то!.. — И опять вполголоса: — Но будьте внимательны. Всех их подослали.

Тут один из «неистовых» подскочил, ухватился за стремя и крикнул, раззявив беззубый рот:

— Берегись, гяур! К нам прибыл сам великий визирь халифа!

И действительно, в тот полный смятения день в долине появился некий полномочный посол самого эмира.

— Наконец-то!

Доктор вздохнул с облегчением. Оказывается, он несправедлив к властителю Бухары. Пусть помощь запоздала, но лучше поздно, чем никогда.

Бежавшие вприпрыжку каландары размахивали своими кадилами, обдавали всех облаками терпкого исрыка и вопили:

— Берегись, Лукман-хаким! Недолго тебе тут распоряжаться и повелевать. Всем известен визирь Джелял. Немало его меч снес голов проклятых гяуров.

«Джелял!»

Как хорошо, что приехал именно Сахиб Джелял, старый друг!

VIII

Угощение, устроенное богатеем, не дороже капли масла в светильнике, зажженной для освещения дастархана.

Абу Али ибн Сина

Появление Джеляла в лагере концессии вызвало переполох. Эмирский визирь прибыл во всем величии — на великолепном вороном коне, в сопровождении едущих верхом и бегущих пешком муллозимов.

И Данниган, и Ковалевский, и все прочие концессионеры, много наслышанные о Сахибе Джеляле, поджидали не без тревоги его появления в долине Гиссара. Вообще Джелял, как и любой чиновник из Бухары, являлся для них ревизором, и притом крайне нежелательным.

Мало ли какие темные дела-делишки творились под вывеской «Концессия». Появление вельможи из Бухары сулило всякие заботы и тревоги.

А тут даже жители камышовых болот Сурхана и Бабатагских пустынных гор с надеждой повторяли слова визиря справедливого и милосердного, якобы сказанные им при соответствующих обстоятельствах и — в соответствующем месте:

«С притеснителями я разговаривал не иначе, как мечом. Охраняю от волков овец и ягнят. Укорачиваю руки загребателям чужого. Стираю с лика земли зачинщиков разрухи, благоустраиваю мир справедливости».

Из всех титулов и званий Сахиб Джелял принял от эмира один-единственный — Шараф-уль-Мульк, что в переводе с арабского означало — Честь царства.

И те, кто заставлял землекопов работать по восемнадцать часов в сутки, кто кормил их мякинным хлебом, кто в руках держал плеть-семихвостку «с железными когтями», — конечно, не слишком радовались появлению в Гиссарской долине Чести царства.

Разговоры о чести неприятны для беков и хакимов.

И самое худшее — народ знал о том, что Сахиб Джелял должен приехать. Народ ждал визиря, зная, что он справедливый и великодушный, даже передавали его слова:

«Все прекрасно, что приносит радость».

Или:

«Воюй с врагом так, чтобы осталось место для мира. Так разорви, чтобы могло сойтись».

В те времена человек с такими мудрыми взглядами мог быть или святым мудрецом или наставником благоволения и снисхождения.

Несчастные и обездоленные дехкане и кочевники локайцы, которых сотнями согнали в долину Сурхана на земляные работы из кишлаков Каратага, Регара, Дашнабада, Марджерума и которые умирали от зноя, малярии и побоев, могли только мечтать о том, что явится избавитель от жестокостей и насилия, облегчит их участь.

Все побросали кетмени и кирки. Всех повлек за собой золотой блеск на вороном коне. Все бежали с криком:

— Аман!

Никого не могли остановить ни палки, ни плети.

— Дьявольщина! Второй день сплошные убытки!

Напрасно Сергей Карлович следил за порядком. Он, утирая на ходу обильный пот с лица, пыхтя и чертыхаясь, бежал по пыли к палаткам.

Какое унижение! Ковылять со всякими там черными мардикерами! Пылить новехонькие лаковые сапоги.

А рядом, изнемогая, тяжело: хлопали босыми, черными ступнями по пыли мумии в черных лохмотьях, с черными лицами, в черных пропотевших, просаленных туппи на макушках плохо выбритых голов.

Факирообразный, с седой бородой горец выдавливал из-тощей груди:

— Приехал! Он поможет! Разве плохому человеку эмир доверил бы виноградник божий? Он же халиф!

Прыток был для своего возраста Сергей Карлович; Многих он обогнал в этом беге. Но все же он немного опоздал. Задыхаясь — сердце у него в жару пошаливало, — он вбежал в шелковый шатер, когда все уже восседали за богато сервированным столом.