Волна самодовольства поднялась в груди Сергея Карловича. Взаправду исполнительны слуги, которыми он командует как администратор или, если хотите, комендант концессии. Сразу видно, не дожидаясь его прихода, они принялись накрывать на стол, услышав о прибытии важных гостей. Стол хоть куда! От такого угощения не отказались бы ни индийский набоб, ни сама королева Виктория. «Знай наших!» — мысленно восторгался Сергей Карлович, скромно и незаметно усаживаясь на свое место и затыкая за ворот белоснежную, хрустящую от крахмала салфетку.
Изыск! Сервировка! Одних вин десяток сортов и все редкие, выдержанные.
А привезенные в «холодильных сундуках» наборы острых закусок в скандинавском вкусе!
В изящных цветной латуни консервных бочонках манили соленые «борнхольмские» огурчики, несколько сортов селедок сладкого и горького соления, русская икра, копченый свиной бок, корейка с горошком, маринованный бифштекс; треска отварная с картофелем, пудинг с беконом, и многое, многое другое, что только могла придумать изощренная фантазия гурманов на консервных фабриках Стокгольма. Все представлено здесь среди степей и выжженных азиатских лысых холмов ресторанными официантами, похожими на министров своими белыми пластронами и черными суконными, вопреки дикой жаре, фраками. Концессия умела пустить пыль в глаза.
Тут же с серебряным подносом приседала, делая грациозные книксены, прехорошенькая, вся в крахмальных воротничках и нарукавничках, стокгольмская горничная, голубым глазкам которой тоже надлежало производить впечатление на восточных набобов, которые лезут со своим назойливым любопытством в дела концессионеров.
И господин Ковалевский, и господин Амстронг — коллеги Пата Даннигана по акционерной фирме — восседали тут же истуканами, задыхаясь в тяжелых черных смокингах, проклиная про себя духоту и своего приказчика, распорядителя господина Мерлина, вечно раздувающего, по их мнению, всякие приемы к угощения для местной знати.
Взяв с подноса бокал, визирь Сахиб Джелял что-то хотел сказать, но тут возглас остановил его.
— Клянусь аллахом, да мы с вами знакомы, вы же… Вы же из Ахангарана.
Сипящий, багровый, обливающийся потом Сергей Карлович, задевая спины господ концессионеров, с протянутой рукой кинулся к Сахибу Джелялу.
Такой счастливый случай! Надо же теперь показать этому выскочке и зазнайке Даннигану, что и он, Сергей Карлович, знаясь со столь важными шишками в Бухаре, имеет право на особое уважение… Да, да, он, Сергей Карлович, теперь сможет приносить немалую пользу концессии своими связями с сильными мира сего.
— И я вам скажу… напрасно вы со спиртным… — буркнул он горничной. — У них закон — никаких напитков. Подайте-ка, Амели, им холодненького пива или крюшону со льда.
Усмешка, появившаяся на лице Сахиба Джеляла, была добродушна, а вот бек Гиссарский Кагарбек разъярился. Он отнюдь не спешил ставить бокал обратно на поднос и угрожающе пучил глаза на Сергея Карловича.
Бестактность Сергея Карловича, впрочем, не внесла смятения и расстройства в торжество приема бухарского сановника.
Пат Данниган как глава фирмы преодолел свою вялость, выпятил грудь колесом. И даже удивительно, что такой желтый, худой человек обладает столь громким голосом, произнося тосты и спичи один за другим, и опрокидывает в себя столько рюмок, не пьянея.
Эрик Ангстрем, несмотря на свою стальную скандинавскую натуру, буквально задыхался от сорокаградусного зноя. Он уговаривал высокого гостя заглянуть в походную душевую освежиться и повторял через каждые два слова:
«А у нас в концессии походные кровати и даже ванна! Холодная и горячая вода! Даже массажистка, если угодно. Концессия не жалеет затрат! Все на широкую ногу».
Дорогой костюм из английской шерсти буквально душил господина Ковалевского — доктор хорошо знал его по Самарканду, где Ковалевский служил управляющим конторы банка, — но и он старался преодолеть сонную одурь, и что-то пытался говорить, произносить спичи, хотя у него в глазах темнело. Тяжелый шелковый тент шатра излучал совершенно нестерпимые потоки зноя.
Находившийся в среде почетных гостей доктор меньше страдал от жары, тем более, что, кроме зеленого чая, он ничего, по обыкновению, не пил. Он не вмешивался в разговоры.
Иван Петрович беспокоился о сыновьях, хотя Алаярбек Даниарбек уже прибегал и шепнул ему на ухо, что мальчики обедают в саду местного кишлачного аксакала.
Почмокав губами при виде убранства стола, маленький самаркандец заметил довольно громко:
— Так все под небесами… Какое изобилие! А там…
— Что ж, одних носят в паланкине, а другие несут паланкин.
Ответ доктора не очень понравился Алаярбеку Даниарбеку. Он предпочел бы ему приглашение сесть за стол среди высокопоставленных гостей, потому что он в своем неимоверном самомнении считал себя ничуть не ниже их.
IX
Выроет могилу и скажет: «Живите! Вот ваш дом».