Держава

– У меня другое предложение. Берём солдата с пулемётом, запасные коробки с лентами, пробираемся к авто, пока батальон своим огнём гансов отвлекает, и с мотора шмаляем, как выражаются французы, по фрицам из пулемёта, развлекая их меткой стрельбой и давая шанс батальону с наименьшими жертвами добраться до вражеских окопов.

– Авантюра принимается. Оказывается, ни только шампанское пить в академиях учат. Ляховский… Ползи сюда. Мы с приятелем на авто покатаемся, а ты с батальоном готовься наступать. Ваше преосвященство, вы-то куда увязались?

– «Алеа якта эст», – что в переводе с латыни: «Жребий брошен».

– Вот так православные попы папистами и становятся, – пригибаясь, короткими перебежками, приказав солдату с пулемётом следовать за ними, двинулись к рощице. – То-то, смотрю, латинский цитатник пропал. А я, по простате душевной, на честнягу-Ляховского грешил, – шутливо бурчал Рубанов.

– Да не брал я ваш разговорник латинский, – как мог, отбивался от наветов отец Захарий. – С бурсы ещё сие выражение запомнил. – Я ведь землемером мечтал быть, но папенька…

– Тихо! Падай на землю. Засекли нас гансы.

Через несколько минут, когда обстрел закончился, солдат-пулемётчик остался лежать.

– Убили раба божьего, – перекрестился отец Захарий. – Царствие ему Небесное. – Меня Бог пулемётчиком, видно, определил, – благополучно добрались до авто. – И чего оно тут делает?

– Это, батюшка, лишь Бог и одно растение знает, – разбил заднее стекло Рубанов, расположив там пулемёт «Максим». – А вас, батюшка, вторым номером назначаю, коли солдатика убило. Ленту подавать станете.

– Какое растение? – опешил от предстоящей задачи отец Захарий. – Какую ленту?

– Растение – хрен, а ленту – пулемётную. Господин подполковник за извозчика будет. Тут как раз и колея перед проволокой имеется. Видно, главный гансовый инженер на «Мерсе» раскатывал, пока колючку тянули. Ну, господин «момент», заводи мотор, а вы, падре, располагайтесь рядом и ленту с патронами расправляйте, чтоб при стрельбе не заклинило. Загадка, господа, – решил привести в нормальное расположение духа разволновавшегося святого отца. – Мы сидим в автомобиле, впереди нас лошадь, а сзади – аэроплан. Где мы находимся?

– На карусели, господин полковник, – подал голос штабист, трогаясь с места и постепенно набирая скорость. – На первом курсе, в ресторане, эту загадку изучали.

– Ну, давай, сынок, – особо не целясь, нажал на спусковой рычаг и открыл стрельбу по немцам, двигаясь вдоль их протяжённого окопа, Аким.

– Грех, грех-то какой, – перебирая пулемётную ленту, бормотал священник. – Собственноручно помогаю людей убивать.

– Не людей, а врагов, – перезаряжая пулемёт, уточнил Рубанов, быстро продевая новую ленту через окно приёмника. – Где это вы там людей увидели? С рогами-то на голове.

– Один глаз, один рог, но не носорог!? – развернув машину, погнал её в обратную сторону развеселившийся штабист. – Загадка второго курса.

– Ганс с выбитым глазом, – прищурив свой, палил в сторону немцев Аким.

– А вот и нет, – крутил руль подполковник, зигзагами ведя машину, чтоб фрицы в неё не попали. – Корова из-за угла выглядывает, – рассмешил честного отца.

– Всё так! Как давным-давно сказал один человек: шути над смертью, она и не страшна будет, – ударился лбом о пулемёт Рубанов, цепляясь руками за спинку сиденья и переворачиваясь вместе с машиной: «То ли бензобак рванул, то ли артиллерийский снаряд попал, – подумал он, больно ударившись о дверку. – Может, и правда мы в карусели находимся?» – сдвинул с себя отца Захария, уразумев, что находится в перевёрнутом авто.

– Ну-ка дружно, братцы, – услышал голос Сидорова. – Вытаскивай людей из железяки. Живы, вашсродь?

– Вроде жив, – увидел над собой озабоченное лицо ротного фельдфебеля.

– Слава Богу! А отец Захарий с генштабистом, кажись, насмерть убиты. Сухозад, друг ты мой ландриновый, помоги их высокоблагородию. Братцы, гансы отца Захария убили-и. Вперёд, чего встали как штыки. Отомстим подлюкам за нашего полкового батюшку, – повёл в бой солдат неунывающий фельдфебель.

«Как, убиты? – дошло, наконец, до Рубанова. – Зачем убиты!?»

– Панфёр, помоги подняться, – подошёл и встал на колени перед отцом Захарием, услышав слабый стон, а затем, сквозь стиснутые от боли зубы, шёпот:

– За грех убийства Господь покарал, – несильно сжал он ладонь Акима. – Не должно священнику человека жизни лишать, даже если тот и враг, потому как не воин я, а священнослужитель, – замолчал, потеряв сознание, отец Захарий.