Держава

– Так будь добр, пригласи её в ореховую гостиную: «Ни к чему, чтобы дочери слышали о наших проблемах», – войдя в гостиную жены, чуть простонародно не сплюнул, наткнувшись взглядом на гобелен «Мария-Антуанетта и её дети» с картины Виже-Либрена: «Бестолковые французы, – не первый раз психанул он, отводя взгляд от изображения королевы. – Вечно всё делают наперекос. Не нашли ничего лучшего, как преподнести Аликс в подарок Антуанетту, которой взбунтовавшаяся чернь отрубила голову… А может это наша СУДЬБА? – ощутил на спине мурашки и холодный пот на лбу. – Святки, – успокоил себя. – Всё привидеться может и всякая ерунда в голову лезет», – обернулся на шелест шёлка.

– Я жду тебя, любимая, – нежно поцеловал жену в щёку и помог устроиться в кресле, отметив, что она уселась таким образом, дабы свет из окна оставался за спиной и явно не высвечивал начинающую стареть и покрываться мелкими морщинами кожу лица: «Я люблю её любую… Хоть молодую, хоть постаревшую», – пододвинув стул, сел рядом – колени в колени. – Хотел посоветоваться с тобой, дорогая, насчёт английского посла Бьюкенена. Фрондирует и ведёт себя весьма нелояльно по отношению ко мне. Думаю написать Жоржи в Лондон, чтобы он, как король, – на секунду глянул на Антуанетту и тут же отвёл глаза, – отозвал его в связи с тем, что слишком активно и явно общается с оппозицией. Ты, наверное, не забыла, как этот наглец в прошлом году подбивал меня уступить вторую половину Сахалина Японии за то, чтоб она направила несколько дивизий на Западный фронт Союзников, оказав им военную помощь. Я его тогда резко оборвал, едва сдержавшись, чтоб не назвать подлецом, – разнервничавшись, поднялся, прошёл по комнате и присел на стул подле Антуанетты, опершись локтём о хрупкий столик с хрустальной вазой. – Милая, позволь я закурю, – вынул портсигар. – Сейчас, главное, найти верных людей, чтоб они сумели переломить в нашу пользу возникшую непростую ситуацию, – выдохнул дым в сторону и так несчастной французской королевы. – Единственно, кто не подведёт в трудный час – это армия.

– Ники, ты, верно, забыл шашни генерала Алексеева с этим старовером Гучковым, коего так ненавидел наш убитый Друг, – в свою очередь подняла глаза на растерзанную взбесившимися подданными королеву. – Ты всю её обкурил и задымил, – строго попеняла супругу.

– Прости, любимая, – аккуратно загасил окурок в вазе Николай. – А Михаил Васильевич – честный человек и дал слово, что переписки с Гучковым не ведёт и встреч не назначает. Вот Гучков – тот ему пишет.

– Ни только королеву, но и вазу запакостил…

– Писать никому не запретишь, – пропустил мимо ушей про королеву с вазой.

– В тюрьме писать ему будет несподручно, – сурово отреагировала на реплику мужа Александра Фёдоровна.

– В какой тюрьме? – опешил супруг.

– В которую Гучкова следует немедленно определить. Алексеева отстранить от должности и отправить в отставку, а Думу – распустить. Только так ты покончишь с врагами и оппозицией, – нервно поднялась из кресла императрица, направившись к супругу и остановившись напротив. – Теперь военное время, и с врагами следует поступать жёстко. Выбрось пряник и возьми кнут. Будь твёрд. Покажи властную руку. Сокруши всех, ведь ты, и никто иной – хозяин земли русской. Вспомни, как поступил Жоржи, когда в прошлом году в Дублине подняли мятеж ирландцы!?

Восставшие захватили центр Дублина и выпустили «Прокламацию о создании Ирландской Республики». Английские власти с ними не церемонились. Чтоб бунт не перекинулся на всю страну, двадцать тысяч британских военных взяли город в осаду, но неожиданно для них восставшие оказали яростное сопротивление. Тогда, ничтоже сумняшеся, – с трудом выговорила царица трудное для неё словосочетание, – власти подтянули артиллерию и корабли, без промедления приказав открыть огонь. Главной мишенью для командования являлся почтамт, где укрылось большинство инсургентов. В результате обстрела разрушили прилегающий квартал, погубив при этом тысячи мирных жителей… И плевал Жоржи на общественное мнение с высокой колокольни… Вернее, с башни замка Тауэр. Главное – власти быстро подавили мятеж, не дав повстанцам раскачать обстановку в стране и тем паче, сменить власть. И никто не посмел написать в газетах, что английский король: «Жоржи кровавый». Он по-прежнему душка, главный демократ и добрый человек… Подданные любят сильных правителей. А коли не любят, так молчат, высказывая своё недовольство лишь на кухнях во время ужина.

– Я не английский король, а царь-батюшка, – поднявшись, взял жену за руки Николай. – Вслушайся: «БАТЮШКА». И не имею права отдать приказ флоту войти в Неву и открыть огонь по почтамту, ежели вдруг его займут революционеры, потому как могут погибнуть безвинные люди… Давай на время забудем политику, и как в молодости, посетим Манеж, где устроили Новогоднюю ёлку для нижних чинов.

– Ага! – словно простая баба воскликнула императрица. – Затем попойка с гусарскими офицерами и в балет… К Матильде…

«Было бы неплохо тряхнуть стариной», – улыбнулся царь и, сделав вид, что обиделся, пафосно воскликнул: