Держава (том первый)

— Здесь располагаются помещения дежурного, мой кабинет и оружейная комната, куда сдадите сейчас винтовки. Это барак третьей роты, то есть ваш. Фельдфебель Гороховодатч–с–к… тьфу, командуйте и обустраивайтесь, а я пойду насчёт обеда узнаю, потороплю кашеваров и четвёртую роту проведаю.

Несмотря на фамилию, довольный жизнью фельдфебель повёл юнкеров распределять койки, уже расставленные служителями вдоль барака, и даже аккуратно накрытые тонкими одеялами. У каждой койки стояла тумбочка.

Аким глянул на расстроенное лицо Дубасова. Из всей роты один он хмурил лоб.

— Обидно конечно, нет позолоченной бирки.

На низких деревянных каретках с металлическими ножками, не было не то что позолоченой дубасовской, а даже простых красных табличек.

— Да не от этого я, а от внешнего бардака… Окна не помыты, кое- где даже досками заколочены, некрашеные полы грязные. Как будешь по пластунски ползать?

— А зачем? — опешил Аким.

— Для трениров–в–ки-и, — заржал унтер–офицерским басом Дубасов, радуясь, что напугал товарища.

Настроение его сразу заметно улучшилось.

Определившись с койками, кое–кто из юнкеров развалился на них, ожидая обеда или ужина, смотря что успеют сготовить кашевары, а Рубанов с Дубасовым и Дроздовским вышли на улицу поглазеть на окрестности. Здесь уже курили несколько юнкеров во главе с фельдфебелем.

— Перед вами, господа бывшие козероги, — размахивал он рукой с папироской, — так называемая линейка. Скоро вы её посыпите свежим песочком, обложите дёрном и станете следить как за своей родной винтовкой. А на флангах первого ряда бараков, где наш старший курс после сдачи экзаменов будет жить, деревянные «грибы» для дневальных и пост с часовыми у знамени. Увидите, когда службу нести начнёте. А теперь самое главное. С правого фланга, за бараком четвёртой роты, проложена юнкерская дорога к задней линейке, где расположены столовые, уборные, чайная, умывальная и пороховой погреб. Затем, по скату оврага, она вас выведет на берег Дудергофского озера, где находится ваша, вернее, наша купальня, а к мосткам, ведущим в неё, причален восьмивёсельный катер — белый, как наши бараки и с красным кантом по борту. Есть ещё и маленькие лодки. Ну а сейчас главнейшая из всех главных заповедей, — бросил окурок в стоявшую у крыльца, рядом со скамейкой, урну. — Через год своим козерогам накажите. Это святое! На той стороне озера, на левом фланге Главного лагеря, — желваки его нервно заиграли, — торчит, как бельмо на глазу, барак пажей. На самом деле они — «пижи». При любом возможном случае, когда будете плавать на лодке и увидите их корыто, без всяких раздумий и угрызений совести, переворачивайте посудину этих выскочек, хамов и шаркунов. Уже десятилетия они портят благородную кровь нашим славным юнкерам, — погрозил кулаком в сторону предполагаемого барака строевой роты Пажеского Его величества корпуса.

Вечером Гороховодатсковский повёл роту в столовую — навес на столбах, без стен и окон, с длинными, на десять человек, столами и деревянными скамьями.

Ужин состоял из пустых щей и каши, которые подавались не в тарелках, как в училище, а в медных мисках. Вернее в миске. Одной на четыре человека. И ели деревянными ложками.

— Это чтобы к простой фронтовой жизни привыкали, — уплетал за обе щёки фельдфебель.

Лагерная жизнь начинала налаживаться.

Через день появились соседи — юнкера Константиновского артиллерийского училища, поселившиеся тоже в крашеных белой краской бараках, с синей полосой посередине. На следующий день прибыли юнкера Михайловского артиллерийского училища. И на зависть «констапёрам», выставили орудийный парк перед своими коричневыми бараками.

Самым последним заселил барак эскадрон Николаевского кавалерийского училища.

В 7 утра назначенный дневальным юнкер Антонов, раздобыв где–то барабан, увлечённо колошматил по нему ладонью и радостным голосом орал:

— По–о–о-дъё–ё–м юнкера-а! — ловко уворачиваясь при этом от летящих со всех сторон сапог.

— Ему–то до обеда после дежурства дрыхнуть, — зевая во весь рот, позавидовал Дубасов, и поскакал на одной ноге, обутой в сапог, отыскивать другой.

Аким, рассудив, что сейчас возле умывальников народу мало, побежал умываться. Здесь уже весело плескалось начальство: Гороховодатсковский и Гришка Зерендорф.

С левого фланга, от барака Николаевского кавалерийского училища, двигалось нечто странное — один, голый по пояс юнкер, вёз на спине другого.

— Господин фельдфебель, у них что, лошадей на всех не хватает? — поинтересовался Рубанов, глядя, как наездник спрыгнул с «коня» и юркнул в уборную.

— Сейчас узнаем, — ухмыльнулся фельдфебель. — Здоро'во, кавалерист, — поприветствовал вылезшего из уборной невысокого худенького юношу. — Тут молодёжь интересуется, у вас что, лошадей на эскадрон не хватает?

— Лошадей хватает, — насупился кавалерист, снисходя до разговора с пехтурой. — Памяти у моего «сугубого зверя» не хватает, — побренчал шпорой на высоком хромовом сапоге и пренебрежительно покосился на голые каблуки «павлонов». — Благородный корнет его спросил ночью во время бессонницы…