Держава (том первый)

— Царёва рота, в барак! — отдал команду Зерендорф и подошёл к Рубанову. — Сослуживцу по будущему полку, — торжественно пожал ему руку.

— Ну, до дня производства в офицеры нам ещё два месяца… Успеем поманеврировать, — хлопнул по спине проходящего мимо него Дубасова.

— Господа! — остановился тот. — Приват–доценту Невтону на башку то ли яблоко, то ли груша упала, и его осенило… А меня Рубанов хлопком по спине в такое же состояние ввёл… Гениальности… — скромно потупился Дубасов.

Вокруг них столпились юнкера.

— Господа павлоны, а не найти ли нам шакала? И не отметить ли рождение царской дочери и разбор вакансий?

Предложение прошло на «ура».

— Качать портупей–юнкера Невтона! — заорал Рубанов.

И согласно традиции, ухая и ахая, юнкера стали подбрасывать Дубасова, отлавливая его почти у самой земли.

— Ну, хорош, господа. И так приват–доцент Дубасов натерпелся страху, — сделал вывод Рубанов.

Вечером царёва рота начала отмечать праздник, и к ночи лежала в стельку пьяная, но довольная.

А на утро, злым гением Кареевым, были назначены стрельбы.

— Господа юнкера! Вы по воробьям, что ли, в небо палите? — не слишком сильно возмущался капитан Кусков.

«Традиция есть традиция, — думал он, — зато в любом состоянии врагу дать отпор сумеют».

После стрельб пошли купаться на озеро.

Гришка Зерендорф, по–видимому, вспомнив прошлогоднюю науку Гороховодатсковского, держал речь перед младшим курсом:

— Ну а сейчас наипервейшая из всех заповедей, — нравоучительным взглядом главного козерогого папаши оглядел козерожий выводок. — Через год своим козерогам передайте… Это святое… Наказ от многих и многих поколений павлонов, к коим относятся: военный министр Алексей Николаевич Куропаткин, окончивший наше училище в 1866 году, барон Стессель, того же года выпуска, из более молодых — Краснов Пётр Николаевич, 1889 года выпуска. Военный корреспондент. Хорошие очерки в журналах «Разведчик» и «Военный инвалид» о боксёрском восстании в Китае печатал.

Даже старший курс с уважением поглядел на своего фельдфебеля.

Как же. Находит ещё время журналы читать.

— Так вот. На той стороне озера, — желваки его нервно заиграли от праведного юнкерского гнева, — торчит, как бельмо на глазу, барак пажей. На самом деле, они «пижи». При любом возможном случае, когда будете плавать на лодке, и увидите их корыто, переворачивайте его, не жалея этих хамов и шаркунов. Уже десятилетия они портят благородную кровь нашим славным юнкерам.

— Горе пажа–а–ам! — подхватил старший курс.

И у большинства глаза сверкали нешуточным павлонским гневом.

Повзрослевший пёсик «Капрал» поддержал товарищей заливистым лаем, тоже кипя праведной собачьей яростью.

По рассказам своего брата–гвардейца Витька Дубасов знал, что и в полку, вместе служившие «пажи» и «павлоны», ещё долго пренебрежительно относились друг к другу.

Главный папаша поднял руку, успокаивая юнкеров.

— Идеал павлонов, — продолжил он, обращаясь к младшему курсу, — по выправке и строю быть впереди других училищ. Строй и ружейные приёмы довести до щегольства. Быть по стрельбе «выше отличного» — вот ваша цель…

— И не берите пример с последних наших стрельб, — под смех юнкеров, произнёс Рубанов.

— А все мы, ребята, должны стать блестящими офицерами, но не пажеского покроя, — высказал своё мнение Михаил Дроздовский.

— Лучше метко стрелять, чем ловко кланяться, — поддержал его Рубанов.

В середине июня, вечером, после тяжёлых батальонных учений, Аким получил письмо от Натали.

Капитан Кусков, привёзший почту из Красного Села, прежде чем отдать юнкеру конверт, повертел его в руках и даже зачем–то понюхал.

— Знаете что, господин юнкер, чую я капитанским своим нюхом, ждут меня проблемы, — прочёл вслух имя отправительницы. — Как только приходит письмо от дамы, тут же начинаются служебные неприятности, клянусь своей левой рукой, — со вздохом протянул конверт Акиму.

— Господин капитан, обещаю, что с моей стороны проблем не будет, — успокоил ротного командира Рубанов, но поразмышляв, что наверняка придётся бегать в самоволки, добавил: «почти», — чем ввёл в глубокую задумчивость своего начальника.

Сидя на травке у кромки берега, с трепетом распечатал конверт, из которого выпал засушенный цветок фиалки.

Подобрав, Аким бережно убрал его в карман, и развернул сложенный лист, исписанный красивым округлым почерком.

«А ведь к нему прикасалась её рука, — поцеловал тетрадный листок, уловив нежный запах фиалок. — Спасибо, хоть внутрь конверта почтари свои лапищи не суют», — стал читать текст, без конца отрываясь, и разглядывая барашки волн Дудергофского озера, чтоб растянуть удовольствие.