Держава (том первый)

— Ну, уходите же. Нам холодно, — захныкала беляночка, — вы бесчестные люди.

— Щука-а! — ужасно вытаращив глаза и вытянув по направлению к барышням руку, голосом скачка завопил Дубасов.

Завизжав с новыми силами, гимназистки подпрыгнули и ринулись к берегу, продемонстрировав юнкерам небольшие свои грудки с маленькими розовыми сосочками.

В ту же секунду до них дошёл обман и, обхватив ладонями свои сокровища, они присели в воде, испуганно глядя на юнкеров.

Страх из девичьих глаз постепенно улетучился и заменился гордостью, женским высокомерием и вызовом, когда увидели восторженные взгляды юных мужчин в военной форме, замеревших и растерявшихся от неожиданно представшей перед их взорами красоты.

В лагере запела труба и юнкера ушли, не заметив лёгкую досаду и разочарование в глазах покинутых ими гимназических нимф.

— Да-а, Рубанов, это о ком ты мечтал? — поднимаясь по тропинке в гору, поинтересовался Дубасов.

— О Натали, сударь, о ком же ещё. Не о водоплавающих же гимназистках. Кстати, с ней и Ольга приезжает…

— Куда приезжает? — остановился Дубасов.

— В Дудергоф. Дачу там сняли. Пошли, чего стоишь–то, труба зовёт.

Глаза у портупей–юнкера стали мечтательные, как давеча у Акима.

— Предлагаю в ближайшее воскресенье нанести визит дамам. Адрес я знаю, — с одышкой говорил Рубанов. — Да пойдём на недозволенную лестницу, без двух месяцев офицеры уже.

В ночь на воскресенье в мрачном небе гремела гроза. Вспышки молний сквозь незанавешенные окна освещали спящих юнкеров, отбрасывая огромные тени от коек на стены и потолок.

Умытый ночным дождём воскресный день был пасмурный, душистый и тёплый. Приятно пахло травой и цветами.

К обеду Рубанов с Дубасовым отправились в Дудергоф искать дачу.

Пошли по тропе, сбоку от офицерской дороги, дабы не наткнуться на нежелательное начальство.

Несмотря на недавний дождь, грязи не было, земля впитала воду, и тропинка с редкой, невытоптанной пока юнкерами травкой, приятно пружинила под ногами. Лесная свежесть пьянила голову, хотелось петь и дурачиться, что непреминул воплотить в жизнь Дубасов.

Сначала он заорал во всю лужёную глотку, прислушался к эху, передразнил его, и от напавшей щенячьей радости потряс небольшую берёзку, обрушив на себя, а заодно и Рубанова, густой дождь из притаившихся на листьях капель.

— Господин портупей–юнкер, смотри, во что форму превратил, — поддав возмущения в голос, воскликнул Аким, но тут же, под смех друга, пустился в пляс на заросшей травой и усыпанной цветами уютной полянке. — Цветов наберём барышням? — наплясавшись, предложил он.

— Ага! И венки давай сплетём, — достал спички и закурил Дубасов.

— Ну вот! Воздух как на стрельбище стал. Вечно ты, Витька, ложку никотина в бочку любви положишь, — стал рвать цветы Рубанов.

— Чего-о? — затоптал папиросу его друг. — Ладно, тоже нарву сорняков.

В промокшей форме, но с цветочками в руках, два юнкера вынырнули из леса, и направились по неширокой дороге с редкими небольшими лужицами, вдоль дач, рассматривая номера домов.

— В прошлом году неподалёку отсюда научными изысканиями занимались, — огляделся по сторонам Аким. — Вон станция с буфетом, а вон там, у подножия Дудергофской горы, находится нужная нам дача, — уверенно пошёл по дороге.

Открыла им пожилая горничная в белом чистеньком фартуке, и тщательно расспросив — кто такие и к кому пришли, провела по террасе в большую комнату, уставленную вдоль стен шкафами с книгами. Велев подождать здесь, пошла доложить о визитёрах.

— Приват–доценту Невтону дача принадлежит, не иначе, — сделал вывод Дубасов, рассматривая книги сквозь стеклянные дверцы шкафов.

— А то и профессору Платону… Сей муж жил… — собрался просветить друга насчёт предполагаемого владельца дачи, но вздрогнул от раздавшегося с лестницы, ведущей на второй этаж, громкого командирского голоса:

— Добрый день, господа!

Повернувшись на звук голоса, увидели невысокого худого мужчину в потёртой офицерской форме без погон.

— Капитан в отставке Бутенёв Константин Александрович. Родной отец Натальи Константиновны. А вот и её мать, — подал руку спускавшейся с лестницы хрупкой женщине в светлосинем платье, с черепаховым гребнем в чёрных, начинающих седеть волосах. — Вера Алексеевна, — представил её.

Юнкера галантно щёлкнули каблуками и, приложившись к протянутой руке, тоже назвали себя.

— Вот, цветы вам принесли, — растерянно произнёс Аким.

— Ну, положим, не мне, — улыбнулась доброй материнской улыбкой.

И Акиму сразу стало тепло и уютно с этими простыми радушными людьми.

— Барышни с тётушкой ушли на станцию, — ставя в две вазы букетики цветов, произнесла она. — Груня, принеси пожалуйста воды, графин совершенно пустой, — улыбнулась вошедшей горничной. — И накрой нам на террасе, там обедать будем. Надеюсь, молодые люди останутся на обед? — обратилась к друзьям Вера Алексеевна.

— С вашего позволения, — щёлкнул каблуками Дубасов, а Аким, улыбнувшись женщине, лишь молча поклонился.