— Ещё револьвер очень в таких случаях помогает, — шутливо развивал военно–медицинскую тему капитан, забыв в этом сумбуре о кашле.
— Скажешь ты, батюшка, — с улыбкой попеняла ему супруга, — страсти какие за столом говоришь, — в шутку начала она ворчать.
— Предлагаете застрелиться, чтоб не болело, — поддержал шутку одноглазый, положив на стол тёплый уже платок.
— Ого! вот это Кутузов! — рассмешил юных дам Рубанов, без всякого сочувствия глядя на затёкший глаз. — Пчела укусила, делов–то… Меня в Рубановке не раз кусала и живой.
Застеснявшись, Дубасов прикрыл око чашкой.
И вновь началась весёлая суета. Капитан размахивал серебряным блюдом, Ольга — ножом, горничная — мясорубкой, и лишь Зинаид Александровн не поменяла рецепт, держа в руках всё тот же героический портсигар.
Натали, глядя на возобновившийся кавардак, на этот раз весело смеялась, а Рубанов, стараясь перекричать гвалт, развивал зоологически–траурную мысль, что пчеле пришлось ещё хуже, потому как она совсем околела.
Дубасова эта грустная ситуация с пчелой немножко взбодрила, ведь для солдата нет ничего лучше мёртвого врага.
Под шумок Аким с Натали ушли в сад. Она сидела на качелях, а он, легонько раскачивая их, рассказывал, какой выбрал полк и где будет служить.
— Папа' болеет, — неожиданно произнесла Натали, когда Аким замолчал. — Думает, что никто не догадывается. Старается шутить, иногда даже дурачится по–мальчишески, стараясь развеселить нас. Не хочет, чтоб грустили или, не дай Бог, жалели его, — лицо её стало грустное, плечи поникли, а глаза затуманились от слёз.
Она перестала раскачиваться. Уперевшись ногами в землю, отпустила крученые, толстые как девичьи косы, верёвки качелей, и безвольно сложила руки на коленях.
Акиму стало так жалко её, что всё бы отдал, лишь бы она не грустила.
— Тётя осенью хочет в Петербурге квартиру купить, переехать и помогать ему. Ведь он у нас гордый и денег не возьмёт, — нежно улыбнулась, видимо, представив отца. — А тётя добрая и понятливая… Докторов хороших планирует пригласить, лекарства дорогие купить, глядишь, папа и поправится, — успокоила этой мыслью себя, вновь ухватившись за верёвки качелей. — У неё детей нет, за кем ещё ухаживать, — оттолкнулась ногами от земли, давая этим понять Акиму, чтоб он начал раскачивать качели. — Муж у тёти богатый был, — продолжила она. — Промышленник, как Зинаида Александровна его называла. Заводик ей оставил после смерти и деревеньку. Любил он её, а тёте, догадываюсь, был безразличен… Но задарил цветами и подарками, как мама' рассказывает, вот и вышла за него, несмотря на разницу в возрасте…
— Брак по расчёту, — брякнул Аким.
— Ну, ты скажешь, — отчего–то обиделась Натали, вновь перестав раскачиваться.
Видно не вязалось в её уме — тётя и расчёт.
— Брак по одиночеству… — пояснила она. — Вернее — от одиночества…
На вечернюю поверку юнкера опоздали.
Всю обратную дорогу Дубасов страдал. Но теперь не от боли, а уязвлённого самолюбия.
— Видишь, мал враг, да кусюч, — приложил к глазу сорванный листочек.
— Пчела! — дурачась, заорал Аким, и заржал, увидев, как юнкер с испугом отбросил листик.
Дубасов ничего не сказал по поводу глупой шутки товарища, но столько страдания было в его взгляде, что Акиму стало стыдно за своё веселье.
— Ну что ты тужишь, Громила. Шрамы украшают мужчину, — не сдержавшись, вновь хихикнул он.
— А чего тогда хмыкаешь? Думаешь, если один глаз остался, не вижу? Так у меня уха два. Не увижу, так услышу…
— Так ты же везучий человек, — с жаром воскликнул Рубанов.
Дубасов внимательно поглядел на товарища, выискивая ухмылку, но, к его удивлению, приятель был серьёзен, как никогда.
— Это в чём везучий? — с огромным сомнением поинтересовался он.
— В том! — уверенно ответил друг. — В любом деле следует искать положительную сторону… Помнишь, как капитан Бутенёв своей анненской саблей махал? Вжик — и нету уха! А тебе повезло. Вот она, положительная сторона, — опять заржал Рубанов.
— Чё–то, не нравится мне твой смех.., — подобрал хворостину Дубасов, но вспомнив что–то своё, юношеское, тут же её отбросил.
Государева рота была в шоке от увиденного.
Зерендорф, начавший высказывать претензии Акиму по поводу опоздания, узрев Дубасова, довольно замолчал и стал обдумывать фельдфебельским умом, как на этом отрицательном примере показать юнкерам, что Бог всё видит, и строго метит опоздывающих на вечернюю поверку.
— А если бы Кусков присутствовал? — неожиданно даже для себя, возопил он, озвучив фельдфебельские свои мысли.
Кускова кутузовский облик портупей–юнкера абсолютно не зацепил, ибо у него отекли оба глаза от неумеренного принятия горячительных напитков.
Несколько шакалов, благодаря командиру роты Его Величества, стали лавочниками, что означало большое продвижение по карьерно–купеческой лестнице и по их табели о рангах равнялось фельдфебельскому чину. А шакал приравнивался всего лишь к ефрейтору. Ниже был только половой в дешёвой харчевне.