На гимназических балах стоял у стены или окна и задумчиво глядел в даль.
Не эту даль, что за окном, а ту, что в душе.
Многие гимназистки заглядывались на смуглого юношу с чёрными волнистыми волосами. Такого задумчивого и недоступного.
Даже родители стали замечать в нём что–то странное.
«Как бы не переучился парень», — переживал отец и решил приобщать сына к культурной жизни — водил слушать песни цыган в кафешантане за городом, и даже взял с собой поужинать в ресторан.
Жене и матери сообщили, вернувшись после полуночи, что слушали сводный оркестр пожарных дружин Санкт—Петербурга.
Не поверив мужчинам, Ирина Аркадьевна железной рукой прекратила культурную жизнь по отцовской программе, и стала водить мужа и сына в оперу, театр и балет.
«Балет ещё туда–сюда», — решили они.
Балет для русских офицеров был высшим искусством, благодаря стройным ножкам танцорок.
После представления Аким не раз наблюдал, как юные балерины из кордебалета Мариинского театра, весело садятся в экипажи гвардейских офицеров и вместе с ними куда–то уезжают.
Чтобы балерины дружили с приват–доцентами, Аким не заметил.
«Нет! Не нужен мне универ. Пойду в училище», — сделал он вывод.
Особенно укрепил его в этом решении увиденный им военный парад.
Он и раньше смотрел, как маршируют войска. Но тогда воспринимал парад глазами, а в этот раз воспринял душой.
В половине девятого утра, как и положено, Аким направился в гимназию. На улице было звонко от мороза, и он зябко передёрнул плечами, залюбовавшись укутанными в белый пух деревьями.
«Как на рождественской открытке», — мысленно отметил, обходя толстого дворника, посыпавшего перед магазином с широкой деревянной лопаты жёлтым песком.
Из двери хлебной лавки аппетитно пахнуло свежеиспечённым хлебом.
Снег хрустко поскрипывал под ногами. Стало тепло от быстрой ходьбы. Прокатившись на конке, Аким хотел уже сворачивать направо к гимназии, как услышал за углом мерный топот ног, и тут же увидел сначала стройного военного на белом жеребце, а затем из–за угла дома, где помещался трактир «Москва», показался стройный ряд музыкантов.
Прохожие останавливались, разглядывая солдат, которые, мерно топая сапогами, появились вслед за музыкантами.
Мимо Акима, чуть не толкнув его, придерживая ножны с саблей, пробежал офицер в серой шинели и, остановившись, молодым звонким голосом задорно закричал:
— Р–рота–а! Отбей ногу-у! Ать–два, ать–два! — и встал перед строем, картинно выхватив из ножен саблю и выставив её перед собой.
«Ой уж, ой уж, — позавидовал юному офицеру Аким, — ать — два, тоже мне…»
За первой ротой шла вторая. Крепкие, высокие солдаты с алыми погонами на плечах, бодро стучали по брусчатке сапогами, а их усатые лица с живыми, весёлыми глазами, держали равнение на трактир.
Другой уже офицер, подбадривая подчинённых, громко командовал:
— Ать–два, левой, левой! Подравняйсь, ор–р–рлы!
И солдаты расправляли плечи. Начищенные до золотого блеска бляхи с орлом сверкали на ремнях.
Затем проехали три конных офицера, с золотом погон на шинелях. За ними маршировал громадного роста солдат, с синим зубчатым флажком на штыке винтовки, которую держал в руках. Следом чеканила шаг ровная колонна солдат, с блестевшими на выглянувшем солнце штыками.
— Это семёновцы! — неожиданно хлопнул по плечу Акима подошедший Дубасов
— Тьфу ты, Дуб, испугал меня, — вздрогнул от неожиданности Аким, здороваясь с другом.
— В газете прочёл, что сегодня перед Зимним дворцом Его императорское величество проводит высочайший смотр войскам. Потом егеря пойдут, кирасиры, казаки и артиллерия.
— Ух ты-ы! Слушай, господин Дубинов…
— Дубасов. Могу и по шее…
— Тогда извиняюсь. Давай латынь и математику промажем, а сами на парад поглазеем?!
— А чо, давай! — без раздумий согласился тот.
Поймав извозчика, помчались к Зимнему.
— Я видел, как вчера из Гатчины кирасиры ехали. Замёрзли — страсть! Все каски и кирасы в инее, аж сосульки висят. Рожи красные… К конногвардейскому манежу направились.
— Походи–ка, Дуб, в железяках, и сам покраснеешь как осина.
— Чего-о? Ща точно схлопочешь…
— А сосульки на чём висели? — хохотнув, передёрнул плечами Аким.
Находясь без движения, он стал мёрзнуть.
Где–то на площади грянула музыка.
— Скорей, скорей! — торопили они «ваньку».
По тротуарам, посмотреть на бесплатное представление, тянулся к площади народ.
Найдя свободное место, друзья замерли, наблюдая, как выстраиваются войска, и какой–то генерал объезжает полки, здороваясь с ними.
Слышался дружный, резкий, солдатский ответ.
Генерал, казалось, был доволен.
Из труб домов на Мойке клубился белый дым, расползаясь в розовых лучах всходившего над зданием Главного штаба солнца.
Стыли ноги и руки. Приплясывая и растирая уши и щёки, друзья с интересом наблюдали за происходящим.
А войска всё подходили и подходили. Слева от них строился квадрат пехоты. Справа разворачивался кирасирский полк. Тускло мерцали золотом латы и каски. Рядом расположились казаки.