Держава (том первый)

Неподалёку, на площади, Аким увидел небольшую группу молоденьких подпоручиков. Они курили, притоптывая ногами в до блеска начищенных сапогах, и смеялись чему–то, слушая высокого, с небольшими усиками офицера, не заметив, как сзади подошёл полный широкогрудый генерал.

«Ага, сорокавосьмирублёвые, будет вам сейчас», — позлорадствовал Аким, удивляясь в душе, что хочет находиться рядом с ними.

Генерал кашлянул, с отеческой улыбкой поглядывая на офицериков. Затем, напустив на лицо строгость, набрал в грудь воздуха и что есть мочи рявкнул:

— Сми–и–и-р–р–на-а!

Даже Аким с Дубасовым перепугались и стали во фрунт. Чего уж говорить об офицериках.

Бросив папиросы, как юные кадетики разбежались по своим ротам от грозного командира, который с трудом прятал в седых усах добродушную улыбку, видимо вспоминая свою, так быстро пролетевшую юность.

А солнце поднималось всё выше, сверкая в окнах Зимнего дворца, серебром блестя на штыках, играя на стали вынутых из ножен сабель и огнём горя на меди полковых оркестров.

— Р–р–авня-я-яйсь! — раздалась команда.

Пехотный полк замер, повернув головы направо.

— Смир–р–рна-а! — стали во фрунт, приставив к ноге винтовки.

Даже досужие зеваки перестали грызть семечки, ёрзать, болтать и топать ногами, обивая с обуви снег.

— Они что, и дышать перестали? — зашептал на ухо Акиму Дубасов.

— Напле–е–чо! — услышали команду.

Чётко исполнив приём, солдаты замерли.

— Винтари–то тяжёлые, а они вон как ловко… Раз — два, и готово, — опять зашептал Дубасов, с восторгом наблюдая за солдатской выучкой.

После криков команды, звуков музыки и топота ног, наступила тишина.

Только застывшее синее небо над головой, клубы бесшумного белого дыма и высокое, безразличное солнце.

Дубасов опять хотел что–то прошептать, но не решился, подумав, что шёпот громом раздастся в тишине площади.

Торжественная тишина!

Грозная тишина Российской мощи.

Величественная тишина России.

Напротив Акима возвышалась Александровская колонна. Символ победной отечественной войны 1812 года.

«Деды и прадеды этих солдат, из тех же полков, отвели от России нашествие… Вот они, эти полки… Русское воинство! Да ведь я… Я тоже русский, — может, впервые осознал себя и свою причастность к России, к её славе, к её силе… Несказанная красота… — даже задохнулся Аким, оглядываясь вокруг. — Строгая красота Севера… Красота Петербурга… Красота России… И я стою здесь! В центре всего этого!..»

Небольшой порыв ветра нарушил торжество тишины.

С шумом затрепетали флаги над головой и зашевелились значки и флюгера на красных, жёлтых и синих казачьих пиках. Ветер разорвал клубы дыма, и Акиму даже показалось, что благодаря этому, всё пришло в движение.

Затрещали барабаны и взвыли пехотные горны. Под эти звуки на площадь выехала кавалькада всадников, возглавляемая самим императором.

Аким его сразу узнал. Государь ехал на белом в яблоках жеребце, изогнувшим шею и будто гордившимся своим седоком. За ним следовал блестящий кортеж генералов, среди которых он увидел своего отца.

Внезапно трубы и барабаны стихли, и Аким услышал ровный голос императора, но слов не разобрал. Через несколько секунд напряжённой тишины раздалось громкое, дружное «Ура-а!»

Когда голоса стихли, вновь загремели барабаны и загудели трубы.

Государь с сопровождающими проехал дальше и Аким с Дубасовым, толкая зевак, стали пробираться к тому месту, где он остановился. Замёрзшие ноги плохо слушались и были словно ватные, но Аким не обращал на это внимания, завидуя молодым, чуть постарше него, юнкерам, которые восторженными свежими голосами радостно отвечали:

— Здравия желаем, Ваше Императорское Величество.

После их ответа музыканты заиграли гимн, и загремело ликующее и бодрое юнкерское «Ура-а!»

Император поехал дальше и по мере его движения «Ура» прекращалось в одном месте, и восторженно гремело в другом.

Аким наслаждался русским победным «Ура», и мощными звуками российского гимна. Слёзы выступили у него на глазах, и вместе с солдатами, вместе со всем народом он кричал «Ура!» своему императору, он кричал «Ура!» своей России. И великая гордость переполнила его сердце в тот миг.

Гордость — что он русский!

Гордость — что это его император. Северный монарх… Вождь великого народа, не боящегося врагов… Если бы сейчас император подъехал к нему и сказал — умри! Умер бы, не задумываясь….

Такие же чувства, видел он, бушевали и в душе его друга.

Неожиданно царь подъехал и остановился неподалёку от них.

Чуть поодаль от него расположился оркестр. Свита рядом с государем поуменьшилась. Отца Аким уже не видел.

Через минуту загремела музыка, и полки стали проходить мимо своего главнокомандующего. Солдаты молодцевато и весело отвечали на похвалу императора.

— Рады стараться, Ваше Императорское Величество!

Затем по брусчатке провезли пушки. Следом — кавалерия.

Впереди гвардейского полка ехал отец. Как сейчас он любил его, любовался им и мечтал быть таким же бравым генералом… За полком отца пронеслись казаки и последними, держа равнение на государя, лихо отбивали шаг, строя из себя бывалых вояк, безусые юнкера.