Держава (том первый)

«Как всё–таки странно устроена жизнь, — думал Константин Петрович. — Крестьяне обрабатывают Льва Николаевича и не ропщут. Ходят в церковь, веруют в Бога, любят царя–батюшку и Россию. Граф же Толстой всё это ненавидит… А что он любит? Вернее — кого? Только себя! — взгляд Победоносцева упал на журнал. — И вот тому пример. Написал пасквиль, взбаламутилРоссию и доволен. Да ещё меня в нём вывел в роли Топорова. Этой карикатуре на человека. Подчинённые ухмыляются. Все роман прочли… И даже Его величество на вчерашней аудиенции с трудом скрывал усмешку. Тоже прочёл. И без купюр, — обиженно вздохнул обер–прокурор, вспомнив недавнее общение с императором. — А как он меня описал: «Нехлюдов, не садясь, смотрел сверху на этот узкий, плешивый череп, на эту с толстыми синими жилами руку»… Нехлюдов хлопотал перед Топоровым за сектантов. Нашёл за кого заступаться. И то Топоров восстановил справедливость. Значит Лев Николаевич, несмотря на сарказм, всё же считает меня честным человеком. Да. Для меня главной религией в России является Православие, а не какие–то там секты, униаты, или, хуже того, иудеи. От них–то и идёт всё зло. Я не раз говорил государю, и не отказываюсь от своих слов, что еврейская проблема в России будет решена только тогда, когда одна треть российских евреев эмигрирует, другая треть обратится в православие, а одна треть исчезнет… Как же. Исчезнут они! Скорее Россия исчезнет, а они останутся… Но когда против них говорю я, вся левая пресса, которую они на корню скупили, поносит меня. Именно, поносит. Я интеллигентный и культурный человек, поэтому не могу сказать — обгаживает. Хотя это и так. Но вот если Лев Николаевич поносит.., точнее обгаживает.., религию, священников, их внешний облик и одежду, газеты его поддерживают и восхваляют… Ризы он называет — парчовым мешком. Святой крест — виселицей… Надо додуматься… Когда обо всём этом докладывал государю, тот остался глух: «Я смотрел наши газеты, — сказал он, — сплошной панегирик Льву Николаевичу…» — «Ваше величество, да это пишет пресса определённого направления», — говорю ему. «Позвольте, Константин Петрович, мне тоже понравились многие места в романе, — взял он подшивку журналов. — Слушайте, — начал читать: «Нехлюдов, прежде всего, направился в Сенат. Его проводили в канцелярию, где он в великолепнейшем помещении увидел огромное количество чрезвычайно учтивых и чистых чиновников», — закрыл государь журнал, и не стал слушать, что хотел ему прочесть я. «Что вы предлагаете, Константин Петрович?» — стал вспоминать Победоносцев. «Отлучить Толстого от церкви, — ответил ему. «Нет, это невозможно, — разволновался император, — всемирная известность, гордость русской литературы, прежние заслуги…». — Хорошо, конечно, что царь так относится к литераторам и уважает печатное слово… «Ваше величество, говорю, мы не изгоняем его из церкви, он сам отошёл…». «Нет, нет, Константин Петрович, давайте пока не будем». — Мягок, ох мягок император. Не то, что его, почивший в бозе отец», — под стук колёс на стыках рельсов, заснул обер–прокурор Священного Синода.

Этой же ночью усталый паровоз, пыхтя паром, усердно тянул состав по транссибирской магистрали. Пассажиры, налюбовавшись за день видом из окон, наслаждались сном.

Не спал лишь в вагоне второго класса невысокий, просто одетый господин. Склонив над столиком крупную лысую голову, он с интересом читал «Воскресение» и восхищался романом и автором.

Был это отбывший ссылку, широко известный в узких революционных кругах, Владимир Ильич Ульянов.

____________________________________________

Начальник Павловского училища генерал Шатилов собрал ежемесячное заседание офицеров строевого командного состава, дабы заслушать доклады ротных командиров о своих подопечных, их характерах, знаниях, достоинствах и недостатках.

Николай Павлович, за время учёбы младшего курса, успел уже лично познакомиться и побеседовать с каждым молодым юнкером, вызывая ежедневно в кабинет по пять представителей младшего курса и по двое юнкеров — старшего.

Своё мнение о воспитанниках училища он успел составить. Но всё течёт, всё изменяется… Кто–то начинает относиться к занятиям хуже, кто–то — лучше.

— Начальник должен знать о подчинённых всё, — учил он ротных командиров. — Будущий офицер должен находиться под его отеческим, пристальным наблюдением. Вы на всё должны обращать внимание: как юнкер одет, какова его выправка, много ли проигрался в карты и не попался ли под горячую руку рогатого мужа… Это я не о козерогах, — разрядил обстановку. — Они должны находиться у вас, как на раскрытой ладони… а посему.., — поднялся из–за стола, и все офицеры бодро вскочили со стульев и вытянулись, — рекомендую произвести у козе… извините, у младшего курса «осмотр столиков».

Так назывался в училище элементарный обыск.