Держава (том третий)

— Братия и сёстры! Вспомните — ведь это блаженный митрополит Кирилл, духовный наставник Александра Невского, рука об руку с князем отстаивал родную землю от орды и тевтонов. Это святой преподобный Сергий, игумен Радонежский, благословил Дмитрия Донского на Куликовскую битву, дав ему двух иноков–воителей, Пересвета и Ослябю, которые стали зримым образом Церкви Православной в борьбе за свободу родины. А сейчас покачнулась в наших душах Вера Православная… Засомневался человек… Зло пытается сокрушить Добро. Причины нестроений наших в том, что именно Зло борется с Добром, пытаясь разрушить его. Где вы, Пересветы и Осляби… Где вы, богатыри и витязи… Обратитесь к Вере Православной и защитите Святую Русь. Если не будет покаяния у русского народа, конец Мира близок. Бог пошлёт бич в лице нечестивых, жестоких правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами…

НО НЕТ ПРОРОКА В СВОЁМ ОТЕЧЕСТВЕ!!!

За два дня до Крещения Максим Акимович пригласил в гости генерал–майора Владимира Иоанникиевича Троцкого.

Как и положено пожилым мужчинам, устроились за накрытым столом в кабинете Рубанова безо всяких там женщин. Разве можно в женском обществе обсуждать злободневные государственные темы — получится не разговор, а сплетни.

За столом подливал генералам, а временами, незаметно, и себе, бывший денщик Антип.

Аполлон, стоя неподалёку от закрытой двери кабинета — вдруг чего господам понадобится, все губы изгрыз от досады и зависти.

«Рожа прохиндейская, — злился он. — Наверное, камергером стать захотел, — вспотел от этого крамольного желания отставного унтера. — А меня раньше просто «рябчиком» обзывал, теперь вдруг «в сметане». Может, на место повара метит, прохвост», — с некоторым облегчением прислушался к разговору.

Генералы, помянув своего товарища Драгомирова, и выпив за здоровье народившегося рубановского внука, перешли к обсуждению московских событий:

— Что меня поразило, — выпив и закусив, произнёс Рубанов, так это заявление о присоединении к стачке Союзов медицинских работников, фармацевтов, присяжных поверенных, штафирок этих продажных… Антип, плесни–ка нам на донышко, — подставил рюмку под тоненькую струю из бутылки.

— Это ещё пустяки, Максим Акимович… Довольно, мимо же льёшь, олух, — ругнул Антипа Троцкий.

— Ха–ха, — зажал рот ладонью Аполлон: «Как точно о твоей сущности генерал выразился», — приник ухом к створе двери.

«Во-о! Фамилие у самого как у бандита, что восстанием в Питере руководил… Родственники может… Так туда же… Выражаться зачал», — надулся Антип.

— Поддержку восставшим деньгами и оружием оказывали администрация фабрик Цинделя, Мамонтова, Прохорова, типографий Сытина, товарищества Кушнарёва, семья фабриканта Шмита и, куда ж без него, ювелир Крейнс.

— Везде эти Шмидты, — вновь подставил рюмку под приятную и полезную струю Рубанов. — Ещё в их компанию Хренс влился.

— А самый джокер кроется в том… — не стал поправлять товарища Троцкий. — Молодец! На этот раз аккуратно налил. Как половой в ресторане.

«Тьфу ты. Насобачился, подлец», — позавидовал бывшему денщику бывший лакей.

«Обзывается ещё! Сам ты — половой и столовой… А ещё домовой… Серчать уже начинаю на этих генералов», — мысленно позлословил Антип.

— … Восстание поддержал князь Макаев…

— Светлость в царстве тьмы, — вставил Рубанов.

— Князь Шаховской и прочая московская элита. А также городская Дума. Добилась от Дубасова приказа прекратить преследование медицинских отрядов и разрешила бесплатный отпуск медикаментов с городских складов.

— Владимир Иоанникиевич, как ты сменил должность командующего второй гвардейской пехотной дивизией на коменданта Петербурга, информации у тебя — выше крыши, как говорят французы.

Загоготав и произнеся сквозь смех какую–то фразу по–французски, но с чернозёмным акцентом, продолжил уже на языке родных осин и водки:

— Вот тут ты прав. Специально велел выписку сделать, — утерев салфеткой губы и пыхтя подходящим к станции паровозом, кряхтя и тихонько матерясь, стал шевыряться по карманам, разыскивая бумажку.

— Может, ты её уже использовал где? — развеселил денщика и лакея отставной генерал.

Антип затарахтел губами, но, чтоб не получить взысканий, замаскировал смех под кашель.

Аполлон, отбежав от двери, тупо поржал, прикрывая рот ладонью.

— Вот он, стервь, — вынул из кармана штанов сложенный по–канце–лярски вчетверо, измятый листок. Брякнувшись на стул, облизнул пальцы и натружено сопя, начал его разворачивать.

Откашлявшись и хлебнув из бокала безалкогольного лимонада, сморщившись и сплюнув, приступил к чтению, ужасно заинтриговав своими действиями бывшего денщика: