Под туш оркестра и крики «горько», Аким с Ольгой встали и почтительно поклонились гостям.
— Образованные люди не целуются, а кланяются, — похвалила молодых графиня Борецкая.
Затем генерал Щербачёв, укоризненно покосившись на выскочку Ряснянского, предложил тост за здоровье родителей.
И вновь — туш и крики «горько».
— Позвольте порекомендовать, — склонился к уху Георгия Акимовича метрдотель, — Телятина «Бургеньон» на косточке. Прожарена до румяной корочки, с пикантным соусом из грибов. Во рту не услышите — растает как снег.
Профессор благосклонно кивнул головой.
— Господа! — прошёлся тот вдоль составленных столов, накрытых белой скатертью, за которыми сидели гости и родственники, даже не глянув в сторону отдельно стоящих столов, с офицерами и прочей нечистью. — Корейка ягнёнка «по–петровски» с грибами. Кто желает, могу предложить зайчатину с ежевикой и другими ягодами. Очень оригинален козлёнок «по–луарски» с картофелем, — тихим голосом сообщил Георгия Акимовичу. — Это мясо козлёнка, томлёное в собственном соку с добавлением пряных специй. А к блюду будет весьма кстати салат из солёных грибочков под названием «Не вашей бабушки дело», — покосился на Любовь Владимировну и замолчал, прислушиваясь к поднявшемуся с бокалом главе семейства.
— Господа! А теперь выпьем за вас. Спасибо, что пришли на свадьбу, — расчувствовался Максим Акимович.
— Очень приятно закусить тост корейкой ягнёнка «Ла Граве» с овощами, — забегал перед гостями метрдотель. — Это охлаждённая корейка молодого ягнёнка на косточке в изысканном маринаде с розмарином.
— Как он надоедлив, нелеп и вульгарен со своим меню, — осудила ресторанного работника княгиня Извольская, прислушавшись всё же к его совету отведать устрицы «Клер» и «полярное» блюдо из филе слабосолёного омуля и сига.
— В «Кюба» столы всегда поражают «безумством», — высказала свою точку зрения баронесса Корф.
— Дамы и господа! Не забывайте о нашем коронном блюде… Стерлядка «императорская» в шампанском… Печёночный тортик «Как еврей — так со скрипкой», — зашептал Георгию Акимовичу. — Кобеливхеры попробовав, от зависти посинели…
— И стали Ивановыми. Ха–а–ха–ха, — как простой студент, зашёлся смехом отведавший разнообразных вин профессор.
А за офицерскими столами уже затянули свадебную: «Кру–у–г аналоя води–и–л…»
«Про нас поют, — улыбнулся Аким. — Хорошо хоть, что не «Журавушку», — услышал бодрый марш Павловского полка.
Вскоре они с Ольгой открыли бал. Не полонезом, а вальсом.
Офицеры бросились приглашать дам.
Ряснянский, пропустив вальс и чуток покумекав, пригласил на мазурку графиню Ольгу Борецкую.
Мазурку сменил падеспань, после него танцевали падепатинер.
Генералы пили на троих водку и осуждающе покачивали головами, ожидая вальс.
Ольгу, уже Рубанову, а не Варницкую, чуть не в очередь приглашали офицеры.
Аким, присев отдохнуть, увидел, что Натали скучает одна и неожиданно для себя пригласил её на тур вальса.
Растерявшись, она пошла с ним в круг.
Танцуя, он мягко–мягко поднёс к лицу её бессильную, холодную от волнения ладонь и нежно–нежно коснулся губами запястья.
Рука её вздрогнула, а затем покорно и безвольно легла на его плечо.
— Ты весь в орденах, — прошептала она. — Но не мой… Моим ты был весь в нареканиях и нарядах не в очередь, — собравшись с силами, чуть заметно улыбнулась ему.
«Чего это они там интимно шепчутся»? — танцуя с Будановым, не сводила с них глаз Ольга.
«Холодна — как снегурочка», — провёл даму на место Аким.
После танцев, уже без аппетита, несмотря на старания поваров и метрдотеля, продолжили обед.
— Кто желает баранью рульку «по–черкесски». Вас ждут настоящие «Егорьевские» блинчики… А вот традиционный русский пирог из пшеничной муки с четырьмя начинками, да к тому же прослоенный блинами, — вертелся вокруг гостей метрдотель. — Дамы, на десерт торт «Бородино» с нежным малиновым желе… Или «гоголь–моголь» из свежих ягод с мороженым.
Но все уже наелись.
Офицеры, собравшись в кружок, покуривая, мирно беседовали.
Глеб у них пользовался огромным почётом.
— Приехал и удивился, — разглагольствовал он в кругу павловцев. — Революционеров тут героями считают, а нас — меднолобыми обзывают… От врача одного услышал…
— Сейчас он себе примочки на лоб накладывает, — дополнил речь товарища Кусков, которого тоже безоговорочно приняли в офицерскую среду — анненский кавалер. Значит не трус, коли клюкву на шашку получил.
— Э–эх, Рассея! — вздохнул Глеб. — Прольёшь ты ещё слёзы… Если последний оплот твой — армию, все ненавидят… И опомнятся потом, коли живы останутся, да поздно будет. А не выпить ли нам, господа? Под телятинку «Бургеньон» и пирог на четыре угла, — поднял настроение офицерских масс.
Воплотив в жизнь дельное предложение маньчжурского героя, стали рассказывать анекдоты.
— Господа, — ухмыльнулся Гороховодатсковский. — Говорят, в Красносельском лагере Змея—Горыныча великий князь Николай Николаевич поймал и на гауптвахту посадил… Чтоб, значит, дисциплину не нарушал.
Все замерли, приготовившись гоготать над изюминкой. Даже полковник Ряснянский.