Император лично принял Комуру, подарил ему любимую свою табакерку и напутствовал словами: «Посвятите себя достойному выполнению миссии и сделайте всё возможное, чтобы восстановить мир на длительной основе. Вам предписывается проводить переговоры с Россией в соответствии со следующими пунктами. Абсолютно необходимые требования: первое — признание Россией полных прав Японии на свободу действий в Корее. Второе — вывод российских войск из Маньчжурии в оговорённые сроки, и вывод из региона наших войск в то же время. Дату вывода согласуете с полномочными представителями России. Третье — передача Россией Японии арендованной части полуострова Ляодун и железной дороги между Харбином и Порт—Артуром. Если вы заключите с Россией договор лишь по этим требованиям, я приду вас встречать на причал даже один, без возмущённого народа. Если не добьётесь от русских выполнения главных трёх пунктов, то знаете, что делать, — кивнул на поднос с блестящим мечом. — Есть ещё и относительно важные требования: первое — возмещение Россией военных расходов. То есть — контрибуция. Второе — передача нам всех военных судов, укрывшихся в нейтральных гаванях. Третье — передача Сахалина и близлежащих островов. Хотя бы частично. Хватило бы и части Сахалина. Четвёртое — предоставление Россией Японии прав на ловлю рыбы вдоль побережья Приморья. Все эти пункты будете добиваться в том случае, если это позволят обстоятельства. Ну и дополнительные требования. Первое — ограничение военно–морской мощи России на Дальнем Востоке. Второе — превращение Владивостока в чисто торговый порт путём разрушения там всех укреплений. Если выполните все эти требования, я уступлю вам свой трон, — очень либерально, на взгляд Комуры, пошутил император.
Только ступив на американскую землю, нетвёрдо ещё держась на ногах от многодневной качки, Витте с апломбом заявил обступившим его репортёрам:
— Господа, напишите в своих газетах, что Россия отнюдь не побеждена, а из принадлежащих ей земель японская армия заняла лишь Сахалин. Поэтому на большие уступки Япония пусть не рассчитывает.
«Ой, плачет по мне обряд сеппуку», — представил блестящий меч на подносе Комура. Сдерживая внутренний трепет, он изложил требования Японии и, чтоб прозондировать почву, сделал вид, что идёт ва–банк:
— Господа! Япония готова пойти на заключение мира лишь в случае выполнения всех заявленных требований.
Витте, держа марку, ответил:
— Япония сама развязала войну. Мы согласны заключить мир на приемлемых условиях. Можем пойти даже на то, чтобы разрешить ловить рыбу в русских территориальных водах, — очень обрадовал Комуру, — но никогда не согласимся отдать Сахалин и выплатить контрибуцию…
Однако внутренней уверенности в удачном исходе переговоров у него не было, и в панике он послал императору телеграмму: «В Америке… что касается Сахалина, то, по–видимому, общественное мнение склонно признать, раз мы имели несчастье потерять Сахалин и он, фактически, в руках японцев, то Япония имеет право на извлечение из этого факта соответствующей выгоды. Японии трудно будет отказаться от того, что приобретено успехами её флота».
«Как заюлил», — возмутился, читая телеграмму, Николай, и велел через министерство иностранных дел, от своего имени отправить Витте строгую телеграмму: «Сказано было — ни пяди земли и ни копейки денег на контрибуцию».
Получив царские указания, Витте стал более твёрд, хотя Комура и выбил из него согласие на все «абсолютно необходимые требования».
«От неприятного обряда я избавлен, и император придёт встречать на причал, — порадовался он, — а за остальные требования можно и поторговаться».
— Раз не хотите отдать Сахалин и выплатить контрибуцию, я не вижу необходимости продолжать начатые переговоры, и японская делегация отбывает на родину, — ослепительно, на тридцать два зуба, улыбнулся российским переговорщикам.
«Ведь советовал императору отдать Сахалин», — растерялся Витте, но как опытный царедворец не показал испуга, и, поднявшись из кресла на дрожащих, словно ступил на землю с трапа парохода, ногах, произнёс:
— Ну что ж, пожелаю вам по русскому обычаю счастливого пути, — выбрав из обширной коллекции весёлую маску с обаятельной улыбкой, подумал: «Ведь советовал царю… Так нет… В результате — полнейший провал».
Рузвельт, которого такой расклад совершенно не устраивал, купился на дипломатическую игру, и принялся убеждать обе стороны продолжить переговоры.
Умница Комура, внутренне блаженствуя, дал согласие не уезжать: «Уверен, что западные друзья и Америка не позволят Японии пожать слишком большие лавры. Америке абсолютно не нужна сильная Япония, как до этого — сильная Россия», — оценивал он позицию союзников в русско–японской войне.
Витте заметался, словно находился на тонущем корабле, посылая в министерство иностранных дел и императору тревожно–трусливые телеграммы: «По нашему мнению, было бы удобно отдать весь Сахалин».
«Если так, то дальнейшие переговоры станут совершенно бессмысленны», — отвечал государь.