Держава (том третий)

Через несколько дней император узнал, что в Саратове, при умиротворении крестьян, погиб бывший военный министр, генерал Сахаров.

«Вопреки ожиданиям, Манифест не внёс успокоения в России, — размышлял император, читая докладные записки Трепова. — Витте с моим двоюродным дядюшкой ошиблись. Трепов пишет, что даже либералы восприняли Манифест как первый шаг к свержению политического строя. Что касается революционных партий, то они восприняли его — как слабость власти. Так оно и есть. В Петербурге, практически, всем руководит Совет рабочих депутатов. Как докладывал Трепов, председателя одиозного Совета, Носаря, в конце ноября арестовали — не суй свой нос в дела управления, — мысленно улыбнулся своей шутке. — Но ничего не изменилось… Совет благоденствует, и сегодня опубликовал «Финансовый манифест», в котором призывает население подрывать рубль. Я им — различные свободы, а они в благодарность — финансовую систему подрывать надумали, — шевеля губами прочёл: «Следует отказаться от амортизационных выплат, — это неграмотные работяги заводские так пишут, — и от всех выплат в пользу государства. При заключении любых сделок, включая заработную плату, оплата должна производиться золотом, а в случае, если сумма не превышает пяти рублей, полновесной монетой. Все депозиты, — какие умные в Росси рабочие, — должны быть отозваны из государственного банка, и выплаты должны производиться золотом…» — А Витте бездействует, — пригласил на аудиенцию Трепова, приказав завтра же, третьего декабря, арестовать верхушку, и к чёртовой матери разогнать Совет.

Дмитрий Фёдорович, доложив министру внутренних дел Дурново о намечающемся мероприятии, вызвал начальника Петербургского охранного отделения Герасимова.

— Александр Васильевич, государь недоволен сложившимся положением вещей… Только не говорите, что вы предупреждали, — неотрывно глядел в серые глаза жандармского полковника, отмечая, что тот не отводит взгляда. — Я знаю вас как упорного и решительного руководителя, для чего и перевёл из Харькова на высокую должность в столице. Я рассчитываю на вас, — перевёл взгляд на бородку клинышком и аккуратные усы. — Государь попенял мне за убийство Виктора Викторовича Сахарова…

— Эсеры, ваше превосходительство, извините, что перебил, вроде бы и отказались от террора но, по–видимому, лишь на словах. Я внимательно читаю их центральную газету «Революционная Россия», где, выжившая из ума Брешко—Брешковская…

— Подходящая фамилия для революционерки, — хмыкнул Трепов.

— Так точно… Зовёт интеллигенцию пропагандировать крестьян: «Мы, интеллигенция, должны не только звать народ на образование боевых дружин, мы должны самолично стать рядом с крестьянином, взять ружьё и нож в свои руки, дать ружьё и нож в руки товарища крестьянина и — плечо с плечом, грудью впереди — нападать на врага народа нашего», — оттарабанил по памяти полковник.

— Действительно, чокнутая старуха… Родная сестра бабы Яги, наверное, — пошутил генерал, тут же вновь став серьёзным.

— Так точно. А заканчивает каждое своё письмо словами: «В народ, к оружию», и подписывается: «Катерина». Крестьяне, кое–где, начинают действовать, как их учат агитаторы — жгут усадьбы и производят всевозможные потравы. Сейчас эта «бабушка русской революции» приехала в Россию.

— Не приехала, а на метле прилетела.

— Так точно.

— Вы когда–нибудь улыбаетесь, господин полковник?

— Когда всех революционеров пересажаю, улыбнусь, ваше превосходительство.

— Нда-а! Дела! Не скоро дождусь, — невесело улыбнулся Трепов. — Подруга этой чёртовой бабушки — Биценко, явившись на приём к генерал–адьютанту Сахарову, несколькими выстрелами убила его. На три недели раньше, в Могилёве, другая бабушкина ученица, Езерская, стреляла на приёме в местного губернатора Клингенберга и ранила его в живот и руку. В том же Саратове, 18 ноября, за четыре дня до убийства Сахарова, член боевой дружины эсеров покушался, слава Богу, безуспешно, на жизнь вице–губерна–тора Кнолля. Если дальше так пойдёт, тоже свой оптимизм растеряю и смеяться разучусь…

— Печальные события, ваше превосходительство, но, смею предполагать, не последние в череде преступлений.

— Спасибо, поддержали и утешили…

— Я к тому, что в ноябре прибыл на историческую родину и вождь большевиков — Ленин. Прежде их партия была против индивидуального террора, зато теперь Ильич — так зовут его соратники, выдаёт следующие рецепты, к сожалению, не кулинарные, — потряс газетой.

— Браво! Чувствую, сейчас развеселите.

— Так точно. Власти срезали цензурные барьеры, — осуждающе глянул на Трепова.

— Вы своим порицающим взором ступайте министра внутренних дел Дурново ешьте, — разозлился генерал.