Держава (том второй)

— Внесите подарок от полка.

Под звуки полкового марша Буданов с Гороховодатсковским на вытянутых руках внесли две офицерские шашки в ножнах.

— На одной стороне гравировка: «л. — г. Павловский полк», — произнёс Ряснянский. — На другой — наш полковой герб. Павловский орёл с поднятыми крыльями и на щите мальтийский крест.

Со слезами на глазах Рубанов с Зерендорфом, выйдя из–за стола и приняв шашки, прикоснулись губами к их лезвиям.

— Господа подпоручики, — вновь поднял бокал Щербачёв, — чтоб по приезде с войны эти шашки украшал малиновый темляк и орден святой Анны 4-ой степени на рукояти.

— Ур–ра! — криком поддержали командира офицеры, и выпили шампанское.

Оркестр грянул туш.

Затем Ряснянский, уже не с шампанским, а с рюмкой водки в руке, произнёс тост с пожеланием заслужить Станислава 3-ей степени с мечами.

— Ур–ра! — ревели офицеры, а оркестр играл туш.

Праздновали долго и от души.

Разошлись лишь тогда, когда Рубанов с Зерендорфом стали кавалерами ордена Святого Александра Невского, что даётся с генерал–лейтенантского чина.

Когда Аким проходил портретную залу, ему показалось, что генерал–майор фон Рейтерн по–отечески взирал на него со стены и подмигивал, а генерал–майор Моллер одобрительно качал головой.

На следующий день парадный обед давала Ирина Аркадьевна.

Стол, как и в офицерском собрании, ломился от деликатесов и вин, но герою дня удалось выпить лишь бокал шампанского — маман зорко следила за моральным обликом сынули.

На этот раз она вызвалась сопровождать Акима до Москвы, отметя железной рукой все его возражения. Ну а к ней решила присоединиться Любовь Владимировна.

Родители подарили воину две тысячи рублей, снабдив на дорогу двумя комплектами дублёных полушубков, бурок, тёплых сапог и сюртуков на меху, не считая повседневной формы.

Второй комплект предназначался Глебу, который телеграфировал, так как отец перестал подходить к телефону, что рапорт начальством подписан, и билеты на пассажирский экспресс № 7 куплены.

Любовь Владимировна подарила братьям томики Брюсова, коим они с Ириной Аркадьевной не на шутку увлеклись, перечитывая от корки до корки сборники стихов и публикации в журналах. Отец преподнёс сыну целую подписку свежих газет — чего в дороге делать–то…

Озабоченные денщики: Антип с Козловым, ломали голову, как упаковать всё это богатство.

— Один походный погребец сколь места занимает, — Козлов с завистью погладил обитый оленьей шкурой и окованный жестью сундучок.

— Всё поместим, — отгонял дающего советы Аполлона Антип. — Без тебя знаем, сами разберёмся.

Прибывшая с ревизией Ирина Аркадьевна велела всё уложить по–своему.

Наконец прозвучали последние тосты, которые Рубанов–младший лишь закусывал, и кавалькада саней, под руководством Архипа, двинулась к Николаевскому вокзалу.

Здесь состоялись ещё одни проводы.

Офицеры полка, во главе со старшим полковником, поджидали отъезжающих у дверей вокзального буфета с шампанским.

Здесь уж Ирина Аркадьевна оказалась бессильна.

Следом, вместе с отцом, подъехал Зерендорф.

Эраст Петрович козырнул генерал–адьютанту Рубанову, офицерам и, ссутулившись, жалостливо глядел на сына.

— Ур–р–а будущим героям, — орали сослуживцы.

Выпив ещё по бокалу шампанского, решили качать подпоручиков.

— Слава Богу, не уронили, — поджала губы Ирина Аркадьевна, наблюдая, как сын, забыв о матери, смеялся и обнимался с сослуживцами. — Ну, точно его папа' в молодости.

Григорий, ласково улыбаясь, обнял отца:

— До встречи. Всё будет хорошо…

«Чего в войне хорошего, — стараясь держаться бодро и уверенно, подумал полковник, — но мы сами выбираем свою судьбу».

— А этот чего здесь делает? — удивился Рубанов–младший, узрев ефрейтора Сидорова с чемоданами в руках.

— Это новый денщик подпоручика Зерендорфа, — загыгыкал капитан Лебедев. — Пал Палыч слёзно упросил отправить ефрейтора на театр военных действий, чтоб он разложил там японскую армию… А то, говорит, после общения с этим воякой, даже «Въезд на осляти» нервную систему успокоить не может. Да и одеяло самый последний купил. Пришлось перед Ряснянским ходатайствовать.

— А-а, вот вы где, — размахивал бутылкой рома Дубасов, приведя этим в полное уныние маман подпоручика.

После путанных тостов, речей и пожеланий, а затем объятий и похлопываний по плечам, пошли к своему вагону.

Первым, под ручку с дамами, шествовал генерал. За ними — Зерендорфы. Следом несли вещи Аполлон с Прокопычем. Затем — денщики с чемоданами, и, наконец, Аким Рубанов.

«Чего–то платформу не узнаю, — размышлял он, отыскивая взглядом причину станционных изменений».

И когда прощался с отцом, до него дошло, что замусоленного младенца заменил генерал Скобелев на прекрасном белом скакуне, рекламирующий не какой–то там шоколад, а папиросы фабрики Колобова и Боброва, под названием «Герой «Белый генерал».

«Хорошая примета», — заулыбался Аким.

— Ну вот, — обиделся Максим Акимович. — Зерендорф, приятель твой, чуть не плачет, с отцом прощаясь, а у тебя рот до ушей.