— А умные люди, к коим корреспонденты не всегда относятся, однозначно решили, что опала! — тоже пожевал дольку лимона Рубанов–старший. — И я так думаю. Сергей Юльевич стал считать себя умнее господа Бога, а не то, что императора. Особенно их мнения разошлись по Дальнему Востоку. Государь считает большую азиатскую программу — главной задачей своего правления… А Витте этого не понимает. В прошлом году посетил Дальний Восток и преподнёс Николаю по этому вопросу весьма нелестную оценку, заявив, что русское дело там проиграно… Николай указал ему, как министру финансов, если что–то неготово, следует вкладывать средства и спешить, утроив усилия освоения территорий. В этом месяце, как ты знаешь, Россия открыла сквозное движение по Сибирской железнодорожной магистрали. Но не сделана Круго—Байкальская дорога, и переправа через Байкал осуществляется на паромах, что замедляет время. 30 июля, чтоб упрочить дальневосточное положение, государь назначил наместника, коим стал адмирал Алексеев, знающий обстановку лучше Витте, потому как несколько лет являлся начальником Квантунской области. Он тоже указывает на опасность положения, но не даёт совета свёртывать все начинания, а требует принятия строгих мер по усилению обороны на дальневосточном направлении и указывает на нехватку средств, отпускаемых министром финансов на укрепление главной морской базы на Тихом океане Порт—Артура. Государь считает, что в 1905–06 годах, Россия будет достаточно сильна на Дальнем Востоке, чтоб победить в случае войны Японию. А твои друзья, дорогой мой братец, дописались в газетах до того, будто Николай и его маменька заделались купцами, вложив деньги в лесные концессии на реке Ялу в Корее. Вот из–за этого, дескать, и разгорается весь сыр–бор. Из–за царских деревообрабатывающих фабрик, — засмеялся Максим Акимович, подливая себе и брату. — Как младший, сам бы мог за мной поухаживать, — попенял Георгию. — Хитрый стал, как с евреями связался.
Лучше бы он этого не говорил, так как выслушал длинную тираду по поводу положительных качеств и ума у представителей еврейского народа.
— Да я этого и не отрицаю, — миролюбиво произнёс старший Рубанов. — Даже гениальный Витт под их дудку приплясывает…
— Это как? — удивился младший. Но удивление было радостным.
— Очень просто. Еврейская жена отчего–то всегда руководит мужем, к какой бы нации он не относился… Вот и Матильда Нурок, по первому браку Лисаневич, полностью овладела волей суженого, сделав его ряженым.
— Давай без загадок.
— Какие загадки. Маскируется под русского патриота, выполняя все пожелания кагала. Мне об этом ещё Сипягин говорил. Кстати, злопыхатели, как называет своих критиков Витте, хором утверждают, что первую жену элементарно отравили, чтоб женить Сергея Юльевича на Матильде.
— Но ты в это не веришь, надеюсь. Это же бред! — возмутился младший брат.
— Нет, конечно. Но в 1880 году Витте назначили начальником службы эксплуатации в администрации Общества Юго—Западных железных дорог, и он переехал на жительство в Киев. Председателем правления Общества был варшавский банкир Блиох. Вот у него и Кронненберга Витте стал практически лакеем… Позже подружился с берлинским банкиром Мендельсоном. Ближайшим советником у него — директор международного банка Ротштейн…
— Правда? Теперь я Сергея Юльевича Витте ещё больше уважаю, — наполнил рюмки Георгий, сейчас только заметив, что за столом они остались втроём.
Лиза внимательно слушала дядю и отца. Остальные испарились, как дух царя Александра.
____________________________________________
В задымлённом от табака трактире села Александровское, что рядом с Обуховским заводом на Невской заставе, сидели за столом и нещадно дымили папиросами Шотман и Северьянов.
— После так называемого объединительного съезда, я пришёл к выводу, что социал–демократы — самая разобщённая организация. Эсеры в одном кулаке и спаяны дисциплиной. Бунд сейчас на взлёте. На съезде было сплошное гавканье… Ну, а что ты хочешь? Собрались вместе двадцать шесть организаций. Ты не только слушай, но и наливай, — закурил новую папиросу Шотман. — Делегаты тут же разбились на группировки: «Искровцы большинства», куда я вошёл, став «твёрдым» ленинцем…
— В каком смысле — твёрдым? — хмыкнул Северьянов.