Держи меня крепче

Как только я осталась на кухне одна, условно одна, Шер явил себя миру. На глазах его были слёзы, а руки он подозрительно прижимал к животу:

— А! Я думал, это ты смешная, а у вас семья — просто ахтунг! У меня от вас живот чуть не надорвался, — доверительно сообщил он мне.

— Как будто в первый раз их видишь, — проворчала я.

— Я, наверно, частенько буду у вас зависать… — «обрадовал» меня Шер.

— Что? Сдурел?

— Да я тут подумал, пока лежал, что если в неделю хоть раз устраивать себе подобные вылазки в цирк, то можно себе лайф не хило растянуть! — явно намекал он на то, что смех продлевает жизнь.

— Ты… Ты… ты просто дурной.

— Правда, я великолепен? — он вздёрнул мой подбородок указательным пальцем, приближая моё лицо к своему. Я резко дёрнулась и вырвалась.

— Ты отвратительный.

— Не, — категорично вставил Шер. — Мне моя интерпретация больше нравится. Ладно, веди в свои хоромы.

Мы на цыпочках прокрались к двери в мою комнату. То есть на цыпочках кралась я, причём с грацией слона в посудной лавке, а Артём ни капли не напрягаясь скользил за мной тенью, при этом не издав ни звука. Мне аж завидно стало. Техника ниндзя поражала.

Дверь перед ним я раскрыла нехотя. Но всё же я обещала.

Щёлкнул выключатель.

— Ого, тут у тебя две стихии? — тут же оценил обстановку Артём.

— С чего ты взял?..

— Оглянись.

Я послушно огляделась. Моя сторона комнаты была обычной. А Сонина впечатляла своей оригинальностью. Я никогда не задумывалась раньше, что мы даже в оформлении половин комнат настолько сильно выражаем себя.

— Точно… — покачала я головой.

— Эта сторона скучная, — он ткнул в мою.

Я тут же надулась и гордо соврала, то есть приврала:

— Это сторона сестрёнки. Моя эта.

Он ухмыльнулся, конечно же, не поверил. Но комментировать не стал.

— Тогда ладно. Буду спать на кровати сестрёнки, чтобы не смущать тебя.

— Да-а? — округлила я глаза, спать мне хотелось в своей кровати. — А знаешь, моя кровать удобнее… — и с видом продавца подержанных машин принялась нахваливать «товар», — ты как раз себе всё отлежал, наверное, лёжа на деревянном полу, так что, ложись-ка ты на мою кровать!

— Что ты, что ты! — притворно поднял он руки. — Мне и тут не плохо, — он нахально развалился на моём ложе.

— У тебя спина же будет болеть…

— Может, ты мне массажик устроишь?

— Иди ты… в баню, — отказалась я от попыток его переубедить. А пусть себе спит, где хочет, лишь бы с утра его духа здесь не было.

— Только если с тобой, — с видом искусителя отозвался Шерхан, приподнявшись на локте и зазывно глядя мне в глаза.

Я смутилась. Нет, спи уж на моих чистых простынях. Прямо в одежде, в которой только что протирал пол на нашей кухне. Он будто услышал мои мысли.

— Нет уж, спасибо, — процедила я сквозь зубы, глядя как этот гад раздевается. — Ты что делаешь, извращенец?

— Ты мне в одежде спать предлагаешь?

— А чем не вариант?

— Обычно я сплю голым…

— Ты точно извращенец!

— …но сегодня, так и быть, останусь в одних трусах.

Наблюдать его в одном исподнем я не решилась, так что со скоростью света метнулась к выключателю и вырубила свет.

— Спокойной ночи, — буркнула я ему, а сама залезла на подоконник. Спать не хотелось.

— Сладких…

За окном меня встретил отблёскивающий в темноте сонный город. Я приоткрыла форточку, чтобы вдохнуть свежий воздух и уткнулась лбом в прохладную поверхность стекла. Это умиротворяло. На улице стал накрапывать дождик. Его уже давно не было. Вся земля иссохлась в ожидании дождя. Я вся иссохлась. И так устала.

Дождь мерно стучал по окну, карнизу, мой мозг стал входить в состояние дрёмы, убаюканный музыкой дождя. Я люблю дождь. Люблю шоколад, клубнику, «Киндер-Сюрприз». И ещё люблю зиму, когда снег хлопьями кружится и ложится. В голове сама собой всплыли строчки песня:

«Ты любишь зиму, я полюбил бы зиму тоже.
Я знаю точно: нет ничего невозможного.
И если у тебя сейчас дрожь по коже,
Мы сможем быть вместе:
Всё быть может.»[10]

Где-то на закоулках сознания раздалось задумчивое шеровское:

— Ты любишь зиму? — будто он услышал мои мысли, но я уже спала и приняла фразу за сон. Очень приятный сон, в котором мы с Тёмой резонировали на одних частотах, а наши мысли друг друга дополняли, и мы могли закончить фразу друг за друга. Странный сон. Неправдоподобный, но чертовски приятный и сладкий, как и пожелал Артёмка.