Держи меня крепче

Помню, сто лет назад, когда мы с братом учились ещё то ли в пятом, то ли в шестом классе, во всех мальчишках-одноклассниках проснулась поголовная, кроме заядлых ботаников, страсть к сигаретам. Мой братишка не стал исключением, испробовав эту гадость он пришёл к выводу, что подобная дрянь не для него. Радует, что это он понял сам, без всяких подсказок, хотя на счёт этого есть некоторые сомнения. Потому что в тот день, придя после уроков со школы, нас встречал дядя (он всегда появляется в «нужный» момент, у него талант), которого неделю дома не было, а предыдущую до этого неделю он отсиживался в своей комнате, яростно увлечённый написанием новой книги «Крысоловка для Мышиного Короля. Сто одна хитрость извлечь халявный сыр», получив вдохновение после трёхчасового балета «Щелкунчик». Максим тут же учуял запах никотинового смрада и влепил лёгкий подзатыльник тому, кто посмел его распространять, то есть Егору, а далее разразился длинной лекцией о вреде курения, которая разрасталась на глазах, принимая невероятные объёмы и включая в качестве материала информацию о том, что вредно не только курить, то есть вредно курить не только сигареты, но и травку, наркотики; также вредно наркотики нюхать и колоть; вредно распространять всю эту мерзость и так далее. На лекцию собралась вся семья, и после неё каждый зарёкся не то, чтобы курить, но даже стоять рядом с курящим, чтобы, не дай бог, пропитаться идущим от его тлеющей белой трубочки смерти дымом, опасаясь новой лекции Максима.

Я кинула чашку в мойку, смахнула с подоконника пепел, протёрла подоконник от капель кофе, помахала немного тряпкой, чтобы выветрить запах и, удовлетворившись результатом и вскипятив повторно чайник, потому что люблю обжигающе горячий чай, заварила себе в огромную кружку местного аналога мате, затем пристроилась на диванчике у стола, рассчитывая попить его в одиночестве и поразмышлять о своей судьбе.

Обычно я пью горький чай, без сахара, потому что так вкус насыщеннее, но сейчас мне хотелось как-то подсластить горькую пилюлю, которая закисляет мою жизнь в последнее время особенно сильно, поэтому я бухнула в чай две ложки сахара с горкой, размешала и наслаждалась ароматом, поднимающимся от поверхности горячего напитка.

Но не успела я сделать и глотка, как в кухню вразвалочку ввалился дядя Максим в своём неизменном оранжевом халате с закрытыми и глазами и, открыв дверку шкафчика, стал набирать себе в карманы конфет и сахарных печенек. Я кашлянула, понимая, что он не обратит на меня внимания, просто у него снова прорезался сомнамбулизм. Правда, не знаю зачем кашляла. Естественно, я не привлекла его внимания, а вот вошедший вслед за дядей Егор увидел меня и беззвучно жестами поинтересовался что это у меня голове и откуда гипс на руке, я показала ему знак «окей», и стала открывать рот, чтобы уверить брата о своём окейном состоянии.

А Егор сделал грозные глаза, пригрозил мне пальцем, который затем подставил к сомкнутым губам, и произнёс красноречивое: «Тсс!» Далее он на цыпочках подошёл к дяде сзади и заорал ему в ухо, очень громко, оглушительно, даже я подскочила на месте, расплескав полкружки чая на стол:

— Воровство — это порок!

Что и следовало ожидать, Макс подпрыгнул, сладости разлетелись и печенье раскрошилось во все стороны, усыпав пол крошками, сам он приземлился на пятую точку, придавив ею с десяток конфет, ох, наверное, ему жутко больно. Если бы Егор провернул этот фокус на мне, я бы заикой на всю жизнь осталась. Может и дядя останется?

Он разлепил веки и осоловело пялился то на меня, то на моего брата, прикидывая в уме как он здесь оказался, в его мозгу было только одно предположение — он спит, а сны ему снятся странные и лишённые смысла.

— Доброе утро, — робко произнесла я, в надежде, что его рассудок прояснится.

— Доброе, — кивнул Максим сомневающимся тоном.

Я тоже сомневаюсь в том, что утро вообще само по себе может быть добрым. Это нечто из области фантастики. Также сомневаюсь в том, что сейчас утро. Хотя, судя по просветляющемуся небу, виднеющемуся в окошко, вроде скоро рассвет.

— Эй, Макс, хорош полы попой подметать, вставай, — хохотнул Егор и протянул ещё не втыкающему до конца дяде руку.

Тот позволил конвоировать себя на диван. С огорошенным выражением лица, по-видимому, не осознавая окружающую реальность. Теперь ясно в кого я такая засоня. Родственнички.

Потом он стал охать и ахать, разглядывая египетскую мумию, которую я вполне неплохо пародировала, опутанная бинтами. Дядя Максим не отставал, предлагал вызвать докторов. Я объясняла, что стала заложницей неудачных обстоятельств, не внося конкретику.

— Лен, ты почему одна тут? На рассвете! — брат наконец сменил тему, забавно округлив глаза, он прекрасно знал, что я не ранняя пташка, а его руки, между тем, доставали две чашки: для себя и Максима.

— Я… — вначале замялась, решая стоит ли посвящать его и дядю в свои настоящие злоключения, но затем слишком бодро заявила: — Не спится!..