Держи меня за руку

– Сивил Таунсенд. Ты мне вернула семью. А я-то тебе что-нибудь дал?

Как он мог задать мне такой вопрос? Сколько боли они испытали – и принесла ее я. Долгие годы я потом жалела, что не ответила ему тогда, не дала понять, как много для меня значило проведенное с ним время. Но в тот день все мои чувства стянулись в тугой узел. Кажется, я предвидела, что больше мы не увидимся, хотя и не могла знать наверняка.

– Зачем вам переезжать? – выдавила я наконец.

Когда Мэйс умер, Алиша поехала на похороны. Служба в церкви семье была не по карману, и надгробную речь читали прямо на кладбище. Денег хватило только на саму церемонию и на сосновый гроб. Алиша рассказывала мне, что выдался красивый осенний день, пастор шутил над любовью Мэйса к чтению, над его привычкой мучить всех, цитируя газеты. Эрика и Индия сидели рядом, выпрямив спины, – старшая сестра, со спокойным лицом человека, который привык ухаживать за другими, поправляла шляпку на младшей, притихшей. Миссис Уильямс еле дышала после подъема в гору, зато под руку ее держал новый муж, вдовец, который подарил ей простую жизнь в небольшом, но опрятном доме – том самом, куда после их смерти въехали сестры и где спустя много лет я угощалась бисквитным тортом с клубникой.

Но в тот последний день в Дикси-корте, в день, когда он гладил меня по щеке, Мэйс еще был полон жизни.

– Ты свободный человек, Сивил. Пользуйся этим почаще и меняй людям судьбы.

Сдать ключи он попросил меня, и я, стоя у окна, смотрела, как его пикап плюется выхлопами. Машина рявкнула и медленно тронулась с места, с горой домашней утвари в кузове. Я подождала – вдруг он развернется. Но Мэйс не развернулся.

Я заперла дверь и спустилась по лестнице. Через дорогу, в машине, ждал Тай, лицо его скрывали блики на лобовом стекле. Шагая к бюро аренды, я вспоминала, как тамошняя сотрудница вела нас с Мэйсом в квартиру. Уильямсы не прожили здесь и года, но спрос на Дикси-корт был таким высоким, что новых жильцов наверняка уже подыскали.

Семьи продолжали въезжать в квартиры, благодарно приняв помощь от государства, на площадке с криками носились дети.

52

Монтгомери

2016

Наутро после визита к сестрам я надеваю лучший наряд, который взяла с собой, и выселяюсь из гостиницы. Глядя на себя в зеркало заднего вида, остаюсь смутно недовольна. Заезжаю в супермаркет. Под слепящим светом осматриваю полки в отделе косметики, не зная, что взять. Будут ли румяна выглядеть пошло? Стоит ли использовать тушь? Не торчат ли на подбородке волоски? В конце концов я выбираю помаду сливового цвета. На кассе беру пару серебряных сережек с витрины.

Вернувшись в машину, звоню Таю. Я знаю, что снова рассталась с ним не так, как следовало. Между нами осталось что-то неразрешенное, упорно не желающее исчезать. Трубку он снимает после первого же гудка.

– Я выезжаю в Бирмингем, – говорю я, голос слегка дрожит.

– Сколько добираться? – спрашивает Тай, будто нисколько не удивлен, что я звоню в восемь утра, готовая отправиться в путь. Похоже, он сразу понял, что я еду к нему.

Я смотрю сквозь стекло на небо, и перед глазами возникает Тай – такой, каким я его знала много лет назад. Вот он поливает цветы, отвозит меня в Таскиги, вручает очередной подарок, дразнит. Тай – длинноногий мальчишка с коленками цвета пепла, который в третьем классе воровал мои карандаши, мальчишка, выросший в красивого молодого мужчину с огромным сердцем. За девочек он переживал не меньше, чем я. Прежде от меня это ускользало.

Вижу я и себя. Двадцатитрехлетняя девушка. Мечтает доказать отцу свою правоту. Тревожится из-за состояния матери. Жаждет любви. Надеется оставить в мире след. Юная Сивил – та, что слабо, неуверенно улыбается, но твердо знает, какую долгую жизнь еще предстоит прожить.

Теперь я понимаю, зачем затеяла эту поездку. Чтобы обрести спокойствие. Нет ничего важнее душевного спокойствия, Энн. Ничего.

Я еду на север по шоссе И-65, и небо над Алабамой ясное и безоблачное, такое же лучезарное, как на той картине моей мамы. Синева – это мой щит, она дарит мне ощущение цельности. Какое чудо – видеть эти поля, этот край, осененный божьей благодатью. Здесь словно еще жив папа – шепчет, что все будет хорошо, гладит мой лоб крупными пальцами. Он всегда был со мной, рядом он и сейчас.

Позади, за горизонтом, осталась моя община: Монтгомери, Сентенниал-хилл, друзья и любимые. Все они тут, в месте, подарившем мне жизнь. Вот твоя родословная, дочка, твоя история. То, что сильнее, чем кровные узы. Судьба сестер Уильямс и все, что происходило в Монтгомери в 1973 году, крепко связывает тебя с людьми, которых ты никогда не встречала. Эти люди – такие же члены твоей семьи, как и я.

Сейчас тебе столько же лет, сколько мне было тогда, и я надеюсь, что ты почерпнешь мудрость из наших ошибок. Это знание, эта победа – если мы только позволим – могут придать нам сил.

Если мы только позволим.

Послесловие автора