Привезли анапских дельфинов и морского льва, афиша манила дельфиньими суперспособностями, и Максим бухтел, что всё это подстроено, но идти за компанию не отказался.
Стас спал, Сеня был готов первее всех, даже переплюнул резвых пятилеток Таню и Костю — с этих исчадий ада дядя лично пообещал тёте Нине не сводить своих орлиных глаз (так и сказал «орлиных»). Люди, ало, вы сумасшедшие что ли, дядя Макс и своих детей до сих пор продолжает терять. Но тётя Нина верила кумиру на слово.
Максиму казалось мало подвергать опасности нас, он решил позвать с нами моего жениха Феоклиста, не подумав спросить меня, хочу ли я того звать. Но к счастью, Фео дома не было. Макс даже заподозрил, что дома он не ночевал. Дядя поделился мнением, что такой жених доверия не вызывает и вообще «дура ты, Ленка, что повелась на его смазливое личико». Ни на что я не велась, но комментировать не стала. Раз уж мои отношения накрылись медным тазом, может мне стоило присмотреться к соседу? Фу. Ну нет же. Мне слишком дороги те немногие воспоминания, которые объединяют меня с Тёмой, чтобы начинать новые на свежей погребальной землице старых. А дядя вновь встрял с полезными советами, что если уж действительно хочу замуж, то надо к свадьбе готовиться, а не на детские утренники к рыбам бегать.
За примером далеко ходить не надо: чета Радуга отказались идти на представление, они собирались продолжить с дочерью подготовку к свадьбе. Почему-то им казалось безумно важным устроить её здесь, в родном городе жениха. А может просто опасались, что если растянут торжество, то Егорка сбежит из-под венца.
Леся хотела свадьбу-года, и родители мечтали о том же. Они в панике печатали пригласительные, составляли меню, выбирали зал для проведения торжества, для гуляний. Мероприятие намечалось на конец августа, и времени было достаточно. Но паникёры так не считали и сходили с ума в собственном ритме.
Родион, как успешный дизайнер, стал их главным советчиком, хотя папа считал, что оформлением свадеб занимаются те, кому не хватило таланта реализовать себя. Но отказать будущим родственникам не мог — они напирали с опытом и размахом. Николай Велимирович не давал спуска никому.
— Думаю, вот эти, цвета бедра испуганной нимфы, оттенят лучше, нежели гортензия. Она темновата, — донёсся до меня голос папы из кухни, мимо которой я проходила в ванную, мне наказали быстрее собираться.
— А мне больше нравится весёлая вдова, — припечатал папа Леси.
— Типун тебе на язык, — стало ему ответом. — Сейчас вообще выберем мердуа.
— А что, красиво звучит, — согласился дядя Коля. — Да, жена? — ей тоже пришлось по душе. — И где его посмотреть?
— Вот, — с видом победителя возопил папа.
— Фу, он какой-то жёлто-зелёный с отливом цвета гов… — тётя Нина прочистила горло, призывая мужа не выражаться.
Родион возликовал:
— Ага, по-русски это цвет гусиного помёта!
Честно, мне сначала показалось, что папа обсуждает с ними книги дяди. Но оказалось, что цвет роз для оформления зала.
Тут он выцепил меня взглядом, греющую уши, и отправил быстрее одеваться. Я скинула одежду для сна, и не гадая что надеть, прыгнула в старые джинсы и чёрную футболку. Изначально рука потянулась к синей, но я вспомнила, что дельфины испытывают недостаток визуального пигмента, необходимого, чтобы видеть его. Зато морские млекопитающие видят под водой так же, как мы видим предметы на открытом воздухе. Для них вода прозрачна и не составляет отдельный тон, как для людей. Мне хотелось, чтобы дельфины меня увидели.
Соня спала, свернувшись калачиком, подложив под ухо обе ладошки. Мирное создание. Я приглядывалась к ней, пытаясь понять, не могут ли оказаться правдой нечаянные слова Виктории, но она же сама признала, что ошиблась.
На выходе из комнаты я нечаянно запнулась о единорожика, подаренного другом, и с грохотом повалилась на пол:
— О, дьявол, и во сне нет от тебя покоя, — злым со сна голосом проворчала сестра и повернулась на другой бок.
Из-под кровати донеслось сдавленное хихиканье и шёпот: «Дьявол, дьявол,» — на разные лады. Покатились яблоки, которые там хранила Леся для моей диеты. А следом, чихая оттуда выкатилась и мелюзга в лице Лесиных младших брата и сестры.
— Ну вот, Шлек нас нашёл, — собираясь начать рыдать, постановила она меня виноватой.
Но я с намечающейся очередной шишкой на лбу была пострадавшей стороной. Так нечестно! Это они натянули верёвку, которую я заметила только сейчас, когда Костя стал сматывать свой проказнический набор. Ну, почему я крайняя? Почему?
Я смотрела на детишек, и Костик объяснял сестре, что я никакой не Шлек, а принцесса Фиона, жена Шлека:
— Фиона же превлащалась в плинцессу, как сейчас.
— А ночью снова во Шлека?
— Или сейчас начнёт! — он испуганно стал тыкать на мой лоб, где и правда выскочила шишка, я на ощупь определила, что она размером с яйцо. — Превращаться! Бежим!
Он кинул в меня напоследок яблоком, не больно, но чертовски обидно. В глазах защипало. Кулаки сжались от бессилия. Что даже при желании я могла сделать мелким пакостникам? Нос хлюпнул. Я смахнула с глаз намечающиеся слёзы.
Слёзы?
Слёзы!
Откуда слёзы?