Держись от меня подальше

Я же никогда не плачу. Но слёзные каналы забыли об этом, и я чувствовала, как оба мои глаза «тонули» в набежавших озерцах горячей солёной влаги.

Разобраться и как следует разреветься не получилось — в меня прилетела подушка:

— Ой, кончай уже концерт одной актрисы, Лен, бесишь.

— Я плачу, — я стёрла с щеки побежавшую горячей волнистой дорожкой слезу, и созерцала свой мокрый палец, как великое откровение.

— Ты дура. Подушку верни.

Я подошла к ней с подушкой в руках и, протягивая недавний снаряд, глядя в глаза спросила:

— Вы больше не встречаетесь с Оливером?

— О да, моё сердце в печали, — снова зло буркнула она. Со сна она всегда в скверном расположении духа. Тем более после такого события.

— Если хочешь поговорить, то я…

Она меня перебила, вырвав свою подушку:

— То иди в жопу. И отстань от меня, дура.

Мне стало её так жаль. Бедное дитя, первая любовь, и такая несчастная. Но это не моё дело, лезть в их отношения. Пусть она моя сестра, а он друг, я не имею права навязывать им своё видение их связи. К тому же я не имею дара видеть, действительно ли они связаны красной нитью. У меня самой в личной жизни полный Чернобыль, куда мне лезть с советами.

Мы поехали на дядином транспорте. Папа сел рядом с водителем, чтобы поучать его вождению. У него была своя машина, но водить он не любил. И когда Егор приехал на каникулы, то с радостью отдал её тому кататься. А вот штурманом Род был вдохновенным, с энтузиазмом рассказывая о правилах дорожного движения, вперемешку с историями об архитектуре города. Чем невероятно бесил водителя, и он грозился его высадить на каждом перекрёстке. Ничему Максима жизнь не учит — усади он папу сзади, а меня на пассажирское спереди, проблем бы было куда меньше.

Но в итоге страдали все: сам Максим от языкастого Родиона, Родион от сыпящего проклятиями Макса, я от двух шебутных малявок, которые без конца теребили «жену Шлека», малявки от камеры Сени, непременно ловящей их проказы, они улавливали, что мама с папой за такое поведение их по головке не погладят, если увидят записи, и Сеня страдал от них же, ибо дети возжелали украсть его рабочий аппарат.

Весёленькая поездка, прервать которую дядя порывался как минимум три раза серьёзно, и пару раз в шутку, окончилась нашим опозданием. Нас не хотели пускать ни коим образом, следуя уставу дельфинария, но тут мы впервые порадовались тому, что с нами Максим. Билетёрша оказалась его очередной поклонницей. Я лишь мысленно подивилась тому, сколько же в нашем городе сумасшедших женщин. Папа подивился этому вслух.

— Ах, все мы сумасшедшие в этом безумном мире, — неестественно засмеялся Максим, покрывая промах своего братца.

Несмотря на острый язык папы, благостный настрой билетёрши сбить не удалось, а может повлияла невероятная харизма Рода, он ей так искренне улыбался, она даже забыла, каким эпитетом тот её наградил. А может у неё была короткая память, но главное, что нас впустили и даже препроводили в первый ряд по центру бассейна.

Папа рассыпался в благодарностях, билетёрша смущённо краснела, а потом выцепила Максима и повела его в ряд повыше нас, здесь места не хватило. Мы бы подвинулись, но она слишком резво его увела, так что довольные, мы сидели и завороженно пялились в бассейн, ожидая чуда. А вот Сенька побежал вслед за отцом, наверное, переживал, что эта женщина может его окрутить и окольцевать.

34

Бассейн был большой в форме круга, плавало четыре дельфина: два побольше, и два поменьше. Над бассейном висели обручи. Через огромные панорамные окна помещение заливал свет жаркого летнего солнца, но кондиционеры справлялись с температурой великолепно, не было ни жарко, ни холодно. Дельфины резвились в воде и радовались солнцу.

Шоу ещё не началось, оказывается, нужно было приехать на полчаса раньше, чтобы занять места, но мы, опоздав, приехали ровнёхонько к началу.

Папа стал громким шёпотом делиться своими знаниями о дельфинах, и это было действительно интересно. Ну, точно интереснее, чем два клоуна, одетые на манер гаитян, кричащие «Алоха!», и искромётно-шутящие так, что нравилось только детям.

Поэтому на нас шипели ближайшие детки — Таня и Костя, но папа не обращал на них внимания, и продолжал рассказ об интересном эксперименте: