Держись от меня подальше

— Лена, ты зашибенно поёшь, — с ходу заявил он и попросил автограф.

Как я его не убеждала, что выступление было случайным, ни он, ни Санни мне не верили и просили сфоткаться для стены, на которой вывешивали знаменитостей, забредших в их салон.

Пришлось соглашаться, а потом выслушивать, что Манки тоже не понимал моего рвения в удалении тату. И я снова рассказала им душещипательную историю и её последствия.

— Ты — воин, Лена, это твоя судьба — бороться. Вопреки всем невзгодам, — убедительно вещал он.

— Как бороться с проклятием? — не понимала я. Легко говорить, когда у тебя всё тип-топ. А мне и бабушка рассказала, что мой Ампелос несёт в себе опасность.

— Взрослая девочка, а верит всему подряд, — ухмыльнулась Санни. — Я так скажу. Никакое проклятие не возымеет силы, пока ты сама в него поверишь, — она постучала в то место, где предполагала наличие у меня мозга.

— Но ведь я верю.

— В этом и заключается твоя ошибка! Разверь. Поверь во что-то другое.

Они долго пытались уломать меня, но меня было не сломить. Я сразу же направилась в клинику, куда позвонил мастер, отказавший мне в сведении татуировки. Он предупредил, что это недешёвое удовольствие, и я была готова к тратам, понадеявшись на откладываемую стипендию. Там могло хватить на что-то весомое, например, новый ноутбук, или колесо от машины. Но я хотела скопить на путешествие.

Дорогущий профессиональный лазер занимал половину кабинета и внушал доверие. Квалифицированный медик сразу предупредил, что предстоит несколько сеансов, и будет очень больно, ведь по сути это внутренний ожог. А кожа будет приходить в норму в течение двух-трёх дней. Он не обманул, больно было неимоверно, я стискивала зубы и терпела, уверенная на сто процентов, что за своё счастье нужно бороться. А не как предлагали Санни и Манки — нарисовать что-то поверх и верить в лучшее. Каждый воевал по-своему.

Мой спаситель обработал рану, выдал несколько гипотермических пакетов «Снежок» для охлаждения и снабдил рекомендациями по уходу. Следующий визит намечался через месяц.

Обычно бывает жалко отдавать большие деньги, расплачиваясь на кассе, но оплачивая эту процедуру, я с лёгкостью выложила требуемую сумму, и пошла домой счастливая, чувствуя, как с моих плеч сошла гора.

Я написала Артёму, что «шалость удалась» и поведала в сообщениях, что я теперь самый несчастный человек в мире, которого надо кормить мороженым и обнимать. Он вызвался добровольцем, и мы встретились в кафе.

Уже целую неделю по возвращении из медового месяца, коим мы секретно называли поездку в деревню, мы только и делали, что бегали на свидания. Артём пытался подружить меня с Пушистиком и со своей мамой. Честно признаться, даже учитывая мою паническую боязнь собак, с псом семьи Охренчик получалось дружить лучше. Зато его папа был без ума от меня, а мои папы обожали Артёма.

Муженёк даже помогал нам с подготовкой к девичнику. Когда он узнал, что моя главная помощница — это Лизка, то долго хохотал. А когда она предложила ему вылезти полуголым из торта, то спросил сколько ему за это заплатят. Я пихнула его в межрёберье, а он только поржал, что в мире не хватит денег, чтобы он на такое подписался.

Периодически Артём заходил в гости.

— О, это же Мусор! — встречала его радостно моя подруга

— Смотрите, кто нас встречает — Зося Повелительница коровьих хвостов, не любил Тёма оставаться в долгу.

— Я слышала, это ты в деревне их молокодавалкам крутил, — не успокаивалась взвинченная подруга. Прозвище, как и самого моего мужа, она не любила.

И мы сидели на кухне с Лесей и Егором, которые обсмеивали наше неудачное знакомство, но завидовали тому, что наша свадьба прошла быстро и безболезненно. «Свадьба с амнезией,» — хихикал Шер, а остальные подхватывали. Подружку мою он так и называл Зосей, а она недобро на него косилась. В один из вечеров Артём, после распитой до дна большой кружки мятного чая, внезапно подорвался и убежал домой, сказав лишь, что ему нехорошо. Леся злорадствовала и уверенно валила это на проделки Тани и Кости. Но всё равно больше на чай он у нас не соглашался.

За день до моего визита в клинику мы съездили в лагерь, о котором Артём беспрестанно рассказывал. Было очевидно, что он хочет поехать, и я ему говорила поезжай, но упёртый Осёл Ослевич не хотел меня бросать ни на минуту в этом городе. Пришлось мне согласиться поехать с ним в палаточный лагерь на денёк. Как же он ликовал, ёрзая на водительском сидении всю дорогу. Одичавшие фанкиманы встречали нас со счастливыми улыбками.

А вот заприметившая нас издалека Соня, которую я узнала по рыжей макушке, счастьем не пылала:

— Чё припёрлись? — первым делом набычилась она, подойдя к нам.

Соня отощала, черты лица заострились, и характер вместе с ними. Она жалила острым язычком, словно пикадор, не щадя противников в наших лицах.

Конечно, заявлять такое организатору было хамством выше крыши, но хамство родилось раньше неё. А с другой стороны, ему самому пальцы в рот совать не смели, он кусал сразу до локтя, а некоторых мог даже целиком проглотить.