Не успела Галина шагнуть из кабинета, как ей пришлось отойти в сторону, уступая дорогу входящей Ольге. Костя немедленно поднялся на ноги и поспешно подошел к жене, пытаясь рассмотреть в ее лице настрой.
– Здравствуй, Костя, – со слезами проговорила Оля, выглядевшая до ужаса измученной, но ей удалось порадовать его таким чистым и спокойным взглядом.
– Здравствуй, Оль, – жестом он пригласил ее присесть на диван. – Галина Ивановна, чай с мелиссой и лимоном.
И вдруг на него устремился уставший взгляд, полный признательности и теплоты, – и ему показалось, что Оля сейчас его обнимет.
– Ты никогда меня не любил, – с тревогой произнесла Ольга, – но всегда понимал, как мне помочь… какой мелочью поднять настроение. И забота… от тебя всегда исходила такая забота…
Её взгляд растерянно блуждал, а руки нервно теребили платок. Понимая, что она просит откровенного разговора, удивляясь этому и немного растерявшись, он сказал:
– Возможно, мне не хватало к тебе чувств, какими муж должен окружать жену, но это не значит, что ты мне безразлична, Оль. Ты мне близкий человек. Родной.
– Родственник по горю, – со вздохом сказала она и взглядом будто затрусила его душу. – А ведь с самого начала так и есть, Кость. Может, нам и правда нужно было попытаться ужиться как супругам, и тогда все было бы иначе…
Как давно он не видел такого ясного рассудка в ее взгляде! Как будто кто-то взмахнул волшебной палочкой. Только неделю назад, еще до командировки, Костя заезжал к ней, и там царила прежняя неутешительная картина. А тут…
– Да, я вроде как пришла в себя, – прочитав недоумение в его глазах, улыбнулась она. – Хотела поприсутствовать на совете учредителей.
– Отец настоял? – зная, что подобное способно прийти в голову только Мирославу, Костя давал ей возможность излить душу.
– Да, – улыбнулась она. – Мирослав Николаевич – единственный человек, которому я боюсь перечить. Наверное, его жестокость я продолжаю видеть своими детскими глазами. Если однажды при мне он даже избил до смерти человека. А мне тогда было десять лет.
С ужасом в глазах Костя вытянул шею. «Кажется, мне надо было идти в психоаналитики, – мелькнула мысль. – В последнее время на этом поприще много работы».
– Да, я никогда тебе об этом не говорила. Мне стыдно за него. А потом я вдруг поняла, что он не совсем виноват – его сделало таким беспощадным собственное не самое лучшее детство, которое прошло в нищете и ненависти.
Заглушив в себе вспыхнувшую ярость, Константин всем видом проявил равнодушие к сказанному Ольгой.
– Кость, прости меня, – она вдруг тихо заплакала. – Я понимаю, что приношу тебе боль… Но я не могу этим руководить… Я так перед тобой виновата! Я ведь калечу тебе жизнь!
– Оля, я сам виноват! В трудностях своей жизни виноват только я. Мне нужно было настоять на расторжении помолвки еще тогда. А я струсил. Очень тебя прошу, перестань винить себя!
Обняв ее за плечи и притянув к себе, он тяжело вздохнул, всеми силами пытаясь скрыть свои чувства.
– Я ведь тоже многому подвластен. Возможно, если бы я вовремя остановил себя в беспечности, то смог бы взять ситуацию в руки.
– Нет, Костя… В моей жизни все так, как и должно, – я с детства обречена быть несчастной. Иначе случиться не могло.
– Почему ты так?
– Потому что, Костик! Потому что есть люди, созданные для любви. А я создана для страданий из-за этой любви.
Ему так хотелось возразить. Но что можно сказать в таком случае?
– Я знаю о твоём романе, – вдруг произнесла с горькой улыбкой Ольга.
От удивления он попытался спрятать глаза в отражении окна. Слишком наглядно получилось, и Константин понял, что сдал себя. Но, к его изумлению, Ольга продолжала свою речь умиротворенно.
– Мне кажется, что у тебя это все очень серьезно. Не могу объяснить свои мысли… Но в этом почти убеждена.
Его сердце глухо барабанило – теперь он понимал, что такое не скроешь, как бы ты ни старался. Один город, один офис, да и вообще… О нём все и всё всегда знают, будто следят с неба.
Он молчал.
– Я дам тебе развод, Костя, – вдруг пообещала она, и он только ощутил, как от радости на какой-то миг остановилось сердце. – Давай разделим все как положено, без судебных разбирательств, и разведемся. Уже давно пора положить этому конец.
– Оль, я боюсь…
Он хотел возразить… объяснить, что ее слова в суде не воспримут всерьез… И ее диагноз тому виной. Да и Мирослав не позволит дочери препятствовать его планам. Но, поглотив все эти объяснения в своем сознании, Константин решил не ранить ее и согласился:
– Если хочешь, давай мирно решим этот вопрос.
– Давай, после заседания. Отец тоже приедет. Расставим все точки…
– Хорошо.
В какой-то момент ему, и правда, померещилось, что это реально… что это возможно… Но как только в дверях показался Мирослав, Ольгу будто подменили: с отрешенно блуждающим взглядом она бесцельно ходила по кабинету, потом выбежала, вернулась с каким-то журналом в руках и почему-то глупо улыбалась. «Лекарство перестало действовать?» – недоумевал Костя. Как странно!