Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

Теперь о дальнейшей судьбе Горголи. Император Александр I не смог простить Ивану Савичу участия в убийстве отца, потому карьерный его рост был затруднен, и наш герой вынужден был пойти служить в полицию. В 1811 году он был назначен обер-полицмейстером Санкт-Петербурга и находился на сем посту десять лет, сохраняя при этом благородные гвардейские замашки, а также беспечность и благодушие. Причем современники единодушно отмечают, что некогда мужественный и грозный вояка преобразился в человека доброго, кроткого и всепрощающего. Известен эпизод, когда молодой Александр Пушкин поссорился в театре с неким чиновником, обругав того самыми «неприличными словами». Обер-полицмейстер пытался его усовестить, на что поэт запальчиво отвечал: «Я дал бы ему пощечину, но поостерегся, чтобы актеры не приняли это за аплодисмент». Пушкин понимал, что дерзость по отношению к добросердечному Ивану Савичу останется безнаказанной. Так оно и оказалось. А знаменитый Александр Дюма в романе «Учитель фехтования» (1840) вспоминал о Горголи как об «одном из лучших, благороднейших людей, каких когда-либо знал», и дал ему такую характеристику: «Грек по происхождению, красавец собою, высокого роста, ловкий, прекрасно сложенный, он… являл собой тип настоящего русского барина». Все говорили о нем как о градоначальнике мягком и чутком, свидетельством чему стало обращенное к нему стихотворение, заканчивающееся двустишием:

Как не любить по доброй воле

Ивана Савича Горголи.

Говорят, что когда сей опус попался на глаза Горголи, тот, улыбнувшись, добавил:

А то он вам задаст же соли.

Иван Савич сказал это в шутку, но император Николай I вполне серьезно называл его человеком «строгим и проворным». Из сего следует, что Горголи знал, как хорошо выглядеть в глазах начальства и для пущей важности напускал на себя грозный вид. Кстати, при Николае I Горголи быстро пошел в гору, стал сенатором и дослужился до высшего чина в российской Табели о рангах – действительного тайного советника. Характерно, что в сатирическом ноэле А. С. Пушкина «Сказки» службист Горголи олицетворял собой российское самовластье, ибо от имени государя здесь провозглашалось:

Закон постановлю на место вам Горголи,

И людям я права людей,
По царской милости моей,
Отдам из доброй воли.

И вот что интересно – в глазах некоторых николаевских чиновников Иван Савич вызывал суеверный страх. Так, в 1828 году Горголи ревизовал присутственные места в Пензенской губернии, о чем с содроганием писал местный житель Федор Буслаев: «О нем много шушукались, с соблюдением строжайшей тайны, но в этой тихомолке мне не раз звучало слово “Горголи”, – должно быть, имя того таинственного обозревателя. Невольно сближая это слово с античною Горгоною и Медузою, я представлял себе грозного незнакомца безобразным страшилищем с длинными волосами наподобие змеиных хвостов». Как отмечал литературовед Илья Виницкий, этот мотив Горголи – Горгона созвучен со знаменитой немой сценой из гоголевского «Ревизора». Страшную Медузу, перед которой каменели мифические герои, этот исследователь связывает с окаменением (оцепенением) при встрече грешника с Угрозом Световостоковым, а также обыгрывает сходство имен самого Гоголя и ревизора Горголи. На самом же деле параллель красавца Горголи с безобразной Горгоной совершенно безосновательна, кроме того, как свидетельствуют факты, и в Пензе сей «страшный» ревизор вовсе не лютовал, напротив, нашел местное управление в «хорошем положении» и даже, «отобрав у чиновников частную переписку», не нашел «никаких указаний на противозаконный образ действий губернатора».

Под старость Иван Савич преобразился в святошу и подкаблучника, совершенно обезличенного в семье женой и тремя перезрелыми девицами-дочерьми. Композитор Михаил Глинка, служивший под началом Горголи и бывавший в его доме, вспоминал, что «к суматошным провинциальным приемам все четыре (жена и три его дочери. – Л. Б.) присоединяли страсть говорить весьма громко, так что не только гостей, но и самого генерала заставляли молчать». Когда же Глинка перестал навещать обитель Ивана Савича, то одна из дочерей, Поликсена, имевшая на него амурные виды, затаила обиду и нажаловалась отцу. Что же наш бывший рыцарь Горголи? Он стал совершенно не по-рыцарски то и дело придираться к Глинке и буквально вынудил его подать прошение об отставке. Современники называли Ивана Савича человеком невежественным, а один литератор громко возмущался: «Подумайте, он спрашивал у меня, какова история Карамзина, которой не случалось ему читать!» Забавно, что при этом в 1848 году Горголи был избран… почетным членом Императорской Российской академии.