Дерзкая. Пленница (тело)хранителя (СИ)

Меня задевает выстрел. Бронижелет сдерживает пулю, но это больно. Падаю в грязь, краем глаза замечая, как Белый хлюпается туда же, в расстоянии полутора метров.

— Не стрелять! — я не знаю, кому принадлежит этот истошный вопль, голос не похож на голоса участников всей этой экшен-пьесы.

Численное превосходство — на стороне противника. Люди в черном везде, куда только хватает возможности дотянуться взглядом. Хочу закричать, что для меня было честью воевать с ребятами, но слов уже никто не разберет.

Выстрелы. Топот ног. Ругань. Но при этом убивать их не спешат, профессионально скручивают, лицом в грязь. Белов в своем репертуаре. Легкой смерти не будет. Замордует до смерти — с него станется.

— Сдохни, тварь, — поднимаюсь на колени, едва различая что-то от залепившей лицо грязи, направив пистолет в голову Белого, и начинаю жать на курок…

В голове словно бьют одновременно сотни маленьких молотков, она просто разрывается. Так и выглядит загробная жизнь, или, мать его, в аду закончились спички, и будут стучать по темечку?

Темнота рассеивается. Кожу словно стянуло. Я пытаюсь вспомнить, успел ли я выстрелить, и почему не слышал того выстрела, который меня отправил в нокаут.

Дождь закончился. Я сижу, прислонившись, предположительно, к стене, и не могу пошевелить руками. Боль также сбоку, в правом ребре — туда угодила пуля, и хоть бронежилет ее остановил, это охренеть как больно.

Успел? Или после такого меня бы точно не оставили в живых? Вопросы без ответа разрывают голову дополнительным витком пытки. Руки не слушаются, и постепенно, по мере того как к ним возвращается чувствительность, понимаю, по какой причине не могу их развести. Ощупываю пальцами металл браслета.

От этих тварей в любом случае легкой смерти не дождешься. Надеюсь, все было не зря. А если промахнулся — шанс еще остается. Впиться в его глотку зубами, к примеру. Сберечь силы при любом раскладе будет полезно.

Здесь кто-то есть кроме меня. Как хищник, что давно идет по следу и давно привык уворачиваться от ударов в спину, я это чувствую.

Не убили, значит. Что означает — скорее всего — что Беляев тоже остался жив. Не упустит возможности посмотреть в мои глаза перед тем, как спустить курок. И наверняка перед этим еще расскажет в подробностях, как мучительно умирала моя семья.

Я бы на его месте поступил именно так.

Жду, пока яркие пятная перед глазами не уйдут в небытие и я смогу поднять веки так, чтобы рефлекторные слезы от яркого света не приняли за свидетельство слабости либо поражения. Это удается, хотя и с большим трудом.

Холодный электрический свет режет сетчатку. Непроизвольно напрягаю руки, сталь наручников впивается в кожу. А боль в затылке полыхает с новой силой.

Темное пятно в кресле у спины ничто иное, как тот, кого я надеялся убить. Не срослось. Он здесь. Бледный, помятый, костюм в грязи, на плечах полотенце. Из моего гардероба. Выглядит смешно, и я позволяю себе ухмылку.

Я много чего могу себе позволить перед смертью. Если это заденет противника — тем более.

Мы одни в комнате. Ее я почти не посещал за все то время, пока использовал дом в качестве тюрьмы для ценной заложницы. Юлька, надеюсь, жива. Я строго приказал ребятам к ней не прикасаться…

Уму непостижимо. Смерть дышит мне в затылок, а я переживаю о ней. Дочь Беляева сделала невозможное. Добралась туда, куда никогда бы не добрался он сам. Если я и проиграл в поединке — то только ей.

— Где она? — голосовые связки меня не слушаются, и вместо четко поставленного вопроса выходит сдавленный хрип.

— Жалеешь, что не успел ее спрятать?

Беляев смотрит как будто сквозь меня. Странное выражение его глаз на миг сбивает с толку. Нет злорадства, торжества и жажды возмездия. Я не понимаю, почему там вижу то, чего быть не должно.

— Да все нормально с ней. Скоро домой отвезу. И да, спасибо, что не обидел ее… ну сверх того, на свадьбе. Я бы тебе только за это…

Едва его слышу. Так, Юлька в безопасности. Ничто теперь не помешает нам схлестнуться один на один, пусть и силы не равны.

— Я бы не причинил ей зла. Можешь не равнять меня по себе. Ты сжег портрет Марины следом? Или он до сих пор при тебе, напоминает о самом мужском поступке из всех?

Беляев меняется в лице. Но ненадолго. Скручивает крышку с бутылки виски и делает глоток.

— Будешь? — даже не кривится, вытирая рот тыльной стороной ладони.

— Не откажусь, хотя только вот без рук будет проблематично. Но ты же хрена с два их с меня снимешь.

Белый медленно подходит ко мне, слегка кривясь от боли. А моя пуля все-таки достигла цели. Бронежилет не дал оборвать его жизнь, какая досада. Впрочем, меня он тоже уберег.

Не так то он и пост. Подходит так, что мне не достать его даже, будь мои руки свободны. Протягивает бутылку, пытаясь направить горлышко к моим губам… и вдруг со злости впечатывает его в пол, только чудом не бьёт.

— Твою мать, Булат! Какого хрена ты исчез, как призрак отца Гамлета, блядь! Схуяли этот маскарад с перетянутой рожей и эти ебаные шпионские игры? Ты совсем мозги себе отбил, если подумал, что я как-то к этому причастен?