Дерзкие надежды Карабаса-Барабаса

– Не видел Анжелику много лет, но она точно про ту историю никому никогда ничего не сообщит.

Извеков засмеялся.

– Не стоит доверять женщине тайну.

– Коробки-то она поменяла, – вдруг сообщил Дмитрий.

На этот раз пауза длилась двадцать секунд. Первым ее нарушил психолог:

– Уверены?

– Видел собственными глазами, – промямлил Дима. – Но молчал, потому что украл запеканку.

– Запеканку? – переспросил Извеков и перешел с посетителем на «ты»: – Рассказывай.

– Кормили в школе неплохо, но однообразно, все знали: в понедельник на завтрак творог, сметана, какао. А во вторник – геркулесовая каша, кусок сыра. Все заранее расписано, не меняется. Вот в субботу очень было интересно, что дадут, мы могли только гадать. На полдник всегда нечто особенно замечательное: булочки с корицей, яблоко в тесте, взбитые сливки, пирог с курагой… Повторялись вкусняшки раз в три-четыре месяца. Я обожал творожную запеканку. Ни до, ни после никогда такую не ел, лучше любого пирожного. Жаль, порции были маленькие. Мне всегда хотелось вторую, еще лучше третью, но добавки не давали. Супа хоть пять тарелок схомячь, на кухне только обрадуются. А творожника всем по одной штуке. Я дружил с поварихой, всегда вызывался дежурить в столовой, посуду расставлял, корзинки с хлебом. Меня за работу всегда вкусным угощали. Ватрушку давали, пирожок, но запеканки никогда не было среди наград!

Послышались бульканье, звяканье – Маслов, наверное, выпил воды. И потом продолжил:

– В очередную субботу накрываю полдник, куски творожника на тарелки разложены. Я их расставил, смотрю на вкусноту. Дети в столовую вот-вот зайдут. Тут меня словно черт в бок ткнул. Схватил порцию Шахова, в момент слопал, пустую тарелку на стол вернул. Потом за занавеской, которая кухню от зала отделяла, встал, решил подождать, пока все рассядутся, тогда выйти. Шахов всегда опаздывал, приходил, когда уже почти все поели, говорил: «Не хочу тупые рожи видеть!» Я подумал, сегодня он опять под занавес припрется. Первой сядет Анжелика – она раньше всех прибегала, – потом я выйду, Голубева и Воронов подтянутся. Если Игорь орать начнет, что его оставили без творожника, Анжелика скажет, что одна тарелка пустая стояла, когда она в столовку примчалась. И сначала пошло, как я рассчитывал. Зубова появилась, по сторонам оглянулась, убедилась, что никого нет. И вдруг! Она достала из кармана коробочку, высыпала из нее таблетки. Поменяла пеналы Илюхи и Ленки, добавила в них лекарства из упаковки, которую принесла, повернулась, посмотрела на драпировку, подошла к ней и говорит: «Маслов! Если решил спрятаться, всегда проверяй, не торчат ли из-под занавески твои ботинки». Я удивился, вышел, спросил: «Как ты поняла, что обувь моя?» – «Неважно. Знаю, кто порцию Игоря сожрал. Крошки на бороде». Я подбородок ладонью вытер, она засмеялась: «Испугался? Не было следов творога. Ты себя сейчас выдал, когда начал лицо тереть. Что случится, когда расскажу Шахову, что его вкуснотень ты схрячил? Вы в одной комнате живете, он тебя ночью придушит». Я струхнул, попросил: «Пожалуйста, не выдавай меня, скажи, что, когда пришла, тарелка уже пустая была». – «Легко, – смеялась Зубова. – Даже не совру. На самом деле так и есть». Вот уж я обрадовался! А она продолжила: «Я твою тайну сохраню, а ты мою. Запомни: коробки переставил Шахов. Если вдруг нас спрашивать начнут, ты выступи и так скажи. А сейчас давай убежим, пока никого нет, вернемся, когда в столовой уже народ будет». И мы вылезли в окно!

– Таблетки поменяла Зубова? – на всякий случай уточнил Извеков.

– Да, – подтвердил Дмитрий. – Когда Шахов умер, мы испугались. Я сначала хотел пойти признаться, что наврал! Но Лика за рукав схватила: «Эй! Мозг оживи! Из-за кого Шахов под машину попал? Ты виноват! Молчи! А то в колонию отправят». Вот и все.

– Когда у вас этот разговор состоялся? – поинтересовался Никита.

– Вечером, в лазарет к ней влез через окно, – объяснил Маслов. – Анжи одна там лежала.

– Могу напутать, но за Зубовой вроде родители сразу приехали, – проговорил Никита Андреевич.

– Нет, – возразил рассказчик. – Дело вот как складывалось. Беседовали мы с Зубовой в субботу перед полдником. Потом Воронову и Голубевой плохо стало. Их сначала в лазарет положили, но затем увезли в больницу. В воскресенье утром Зинаида Яковлевна дознание устроила, врачи ей сказали, что дети съели не свои лекарства и еще какие-то в придачу. Пошла раскручиваться история. Милиционер приехал, сначала говорил с Анжеликой, потом хотел меня позвать. Лике плохо стало, думаю, она прикинулась, что сейчас в обморок упадет. Ее в лазарет положили. А вместо меня следователь позвал повариху. Потом воспитательница велела: «Зайди к Лике, она у тебя какую-то книгу просит, никак не пойму, что хочет». Я пришел, Анжелика говорит: «Найди в библиотеке книгу «Два капитана», писатель – Каверин, принеси, пожалуйста. Вот, название написала, чтобы ты не напутал». Я листок взял, а там фраза: «Не забудь сказать, что коробки Шахов перепутал, записку верни!» Так и поступил. В жизни не догадаетесь, что она сделала с бумагой!