Дерзкие побеги

В марте или апреле 1876 года Кропоткина вместе с несколькими его товарищами перевели в дом предварительного заключения, построенный как образцовая французская или бельгийская тюрьма: ряд камер, и окно каждой из них выходит во двор, а железная дверь – на балкон. В отличие от Кропоткина для большинства это было облегчением, так как свободы в данной тюрьме предоставлялось чуть больше, к тому же проще было добиться свиданий с родственниками и получить право переписки.

Между тем Петру Алексеевичу становилось все хуже. Здоровье, порядком пошатнувшееся еще во время сибирских путешествий и «арктической зимовки», давало о себе знать. Еще весной в Петербурге у него появились слабые признаки цинги, а условия в темном и сыром каземате явно не способствовали его выздоровлению. А в доме предварительного заключения оказалось и того хуже: из-за парового отопления в камере было невыносимо душно. При движении кружилась голова, прогулки уже не помогали, а прежде чем подняться на второй этаж в свою камеру, Кропоткин был вынужден два–три раза делать передышку на лестнице. Однако тюремный врач и слышать не желал о цинге в его заведении. В результате узника ждали полный упадок сил и невозможность переваривать даже легкую пищу. Тогда еду разрешили приносить свояченице, которая была замужем за адвокатом и жила неподалеку. Но и это не помогло. Силы Петра Алексеевича уменьшались с каждым днем, и жить ему, по мнению окружающих, оставалось уже не больше нескольких месяцев.

Забеспокоившись, родственники начали хлопотать за него и добились, чтобы Петра осмотрел хороший доктор, оказавшийся профессором, ассистентом самого Сеченова. После его заключения о том, что больного необходимо поместить в более подходящие для него условия, Кропоткина через десять дней перевели в Николаевский военный госпиталь, имевший и специальные помещения для больных, находившихся под следствием.

Просторная комната, огромное окно на южную сторону – все это быстро поправило здоровье Петра Алексеевича.

Еще когда он сидел в крепости, Кропоткину сообщили, что если попасть в госпиталь, то сбежать из него будет очень даже нетрудно. Но учитывая тот надзор, который за ним установили, побег представлялся не таким легким делом. В коридор выходить было запрещено, а у дверей стоял часовой. Но товарищи, с которыми он переписывался, тотчас же начали придумывать планы побега.

Вскоре решение вопроса возникло само собой. Один из охранников как-то раз тайком посоветовал ему попроситься на прогулку. После согласия доктора выздоравливавшему разрешили ежедневную часовую прогулку.

В первый раз выйдя на заросший травой тюремный двор и увидев открытые ворота, а за ними улицу и прохожих, Кропоткин замер, оглядываясь по сторонам. Гулять ему велели между часовыми, что ходили взад и вперед вокруг здания тюрьмы. Ворота открывали, чтобы могли въехать возы с дровами, которые сбрасывались в глубине двора.

Такая близость свободы манила, тянула наружу. Тогда Кропоткин сам разработал план побега и подробно описал его друзьям. План этот состоял в том, чтобы у ворот приготовить экипаж, а когда он будет на прогулке и подаст знак (например, держа шляпу в руках), что все в порядке, ему ответят сигналом «Улица свободна» (к примеру, пустив солнечного зайчика лакированной шляпой на стену главного больничного здания или запев песню). По сигналу Кропоткин побежит по прямой, тогда как часовому придется огибать кривую, что даст первому несколько лишних секунд, и он успеет прыгнуть в пролетку. Вполне возможно, что часовому вздумается стрелять, но дело того стоит. Иначе – смерть в тюрьме.

В конце концов после рассмотрения всех идей именно этот план и был принят. Предстояло еще обсудить много деталей и разработать все до мелочей. Между тем прошло уже около месяца, и нужно было торопиться, так как Кропоткину грозило скорое возвращение в дом предварительного заключения.

И вот настало время побега – день Петра и Павла – 29 июня. Число это специально было назначено освободителями Петра Алексеевича. На его сигнал решено было ответить, выпустив красный воздушный шарик, после чего должна была проехать пролетка.

29 июня в назначенный час Кропоткин вышел на прогулку. С замиранием сердца он ждал появления красного шара в воздухе. Вот уже послышался шум пролетки, но шара не было. Через час с недобрым чувством узнику пришлось вернуться обратно в палату.

Оказывается, в тот день по всему Петербургу не могли разыскать красный шар, хотя обычно их сотнями продают возле Гостиного двора. В панике товарищи разыскали старый шар у какого-то ребенка, но он не летал. Срочно приобретенный в магазине водород тоже не помог: шарик упорно отказывался взлетать в воздух. Тогда его привязали к зонтику одной дамы, чтобы она ходила с ним взад и вперед рядом с забором двора. Но дама была маленькая, а забор высокий, и Кропоткин ничего не увидел.