К СЧАСТЬЮ, Финн трезвый и может вести мою машину. Я показываю ему дорогу ко мне домой, но кроме этого мы просто смотрим на пейзаж и не разговариваем по-настоящему. Я рада, что он не говорит. Это отвлекало бы меня от ощущения его руки на моем бедре, руки, которая почти прижата к моей ягодице, от его пальцев, которые касаются самой нежной, самой интимной части моей ноги. Он как будто бросил якорь, чтобы я никуда не делась.
– Ты в порядке, Рыжик?
Мне нравится, когда он так меня называет: это как будто какая-то часть меня принадлежит только ему.
Я киваю, выдавливаю из себя:
– Финн, я просто…
– Просто кризис первой четверти жизни? – говорит он, улыбаясь. Это не насмешливая улыбка, и я решаю не возражать. Видимо, я все-таки не ошибаюсь: мне действительно отчаянно нужно отвлечься.
– Ага.
– Я не хотел, чтобы это прозвучало так. – Он убирает свою руку, чтобы вытереть лицо, и этого времени достаточно, чтобы мою кожу обдало холодом в тех местах, где только что были его пальцы. Но вот они возвращаются обратно, и я снова могу дышать. – Не хотел, чтобы это звучало… снисходительно. Я помню это чувство, оно сильно мучило меня в мои двадцать с небольшим, когда кажется, что ничто больше не имеет значения.
Я киваю молча, опасаясь, что голос может выдать мои эмоции, если я попытаюсь говорить.
– Как раз в то время папа и Колт отправили меня в велосипедный тур.
– Ты рад, что поехал?
Он кивает, но больше ничего не говорит, и я показываю ему, что надо повернуть направо, вниз по Идз-авеню. Мы заезжаем на стоянку перед моим домом, и он выключает зажигание.
– Ага, – отвечает он, глядя на меня и отдавая ключи от машины. – Я рад, но жизнь – сложная штука. Просто, когда оглядываешься назад, все выглядит по-другому.
Он идет за мной к лифту в холле моего дома, приподняв брови, но молча. Руки он сунул глубоко в карманы джинсов, кепка низко надвинута на глаза.
– Насколько ты пьяна?
Я пожимаю плечами:
– Довольно пьяна.
Могу поспорить, ему не нравится этот ответ, но он снова ничего не говорит и просто заходит за мной в лифт, глядя, как я нажимаю кнопку четвертого этажа.
– То, что мы приехали ко мне домой, ничего не значит, – предупреждаю я. – Мы с тем же успехом могли поехать снова к Оливеру, просто сюда было ближе.
Он игнорирует мои слова:
– У тебя же нет соседки, верно?
– Верно.
– Тебе понравилось то, что мы делали в прошлый раз?
– В какой? – спрашиваю я, прижавшись спиной к стенке лифта, пока он еле-еле взбирается на нужный этаж. Клянусь, я чувствую жар его тела за три фута от него:
– С веревкой или без?
Он улыбается, облизывая губы:
– И то и другое. Но думаю, я имею в виду вариант с веревкой.
– Ты имеешь это в виду, но не можешь произнести?
Двери лифта открываются, и он выходит вслед за мной. И идя у меня за спиной, объясняет:
– Я давно не делал такого с женщинами.
Я начинаю было отвечать ему, что, мол, теперь мне становится любопытно и ему придется рассказать мне больше. Но он продолжает:
– И то, как ты обычно уходишь потом… Тебя не так-то просто понять.
– Господи, Финн. – Остановившись перед своей дверью, я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него: – Мы же просто трахаемся, разве нет? Что там понимать?
Я хочу, чтобы это прозвучало легкомысленно, шутливо, но вместо этого моя пьяная речь звучит невнятно и замедленно. Он хмурится, забирает у меня ключи и сам открывает дверь в мою квартиру.
Войдя, Финн бросает ключи на маленький столик у дверей и оглядывается. В моей квартире две спальни и большая гостиная в стиле лофт с видом на пару жилых кварталов и океан.
– Ого, – произносит он тихо. – Неплохое вложение.
Смеясь, я подталкиваю его сзади в спину, и он проходит вперед, в гостиную.
– Я хочу задать один вопрос, но это, наверное, сделает меня в твоих глазах редкостным мудаком, – предупреждает он, глядя на меня через плечо.
– В кои-то веки.
С легким смешком он произносит:
– Каково это – расти, никогда не заботясь о деньгах?
Я улыбаюсь и отвечаю не сразу – пусть он еще побудет пару секунд в своем заблуждении. Потому что… серьезно?!
– А почему ты думаешь, что у нас всегда было много денег?
Он оглядывает квартиру и снова переводит взгляд на меня, многозначительно подняв брови.
– Когда моя мама впервые появилась на телевидении, я помню, родители вкалывали по-настоящему, – объясняю я. – Она моталась на съемки, папа работал здесь, делал маленькие ролики и кино на заднем дворе своего друга. Может быть, когда я была в средней школе, дела стали налаживаться. – Я пожимаю плечами, встретив его взгляд: – Когда папа получил «Оскара», вроде все уже было неплохо. Но это случилось только тогда, когда я поступила в колледж.
Он кивает, и молчание затягивается, становится неловким, пока он не произносит:
– Я собираюсь в туалет.
Он смотрит в глубь коридора, потом снова на меня, оглядывая меня с головы до ног.
– А ты наливаешь большой стакан воды, съедаешь тост и выпиваешь две таблетки ибупрофена или чего-то в этом роде. Я не буду трахать тебя, пока ты не придешь в себя.