Дерзкое предложение

– Ну а тебе, по-твоему, что терять? – спросил Малак, вглядываясь в ее лицо и чувствуя, как учащается пульс на ее запястье.

Он ожидал, что она вырвет руку, однако она этого не сделала. Вместо этого она склонила голову набок и кивнула в сторону ближайшей зеркальной стены.

– Взгляни туда, – прошептала она. – Ты выглядишь как король. Твое место здесь, в окружении всего этого. Фонтанов, роскоши, тронов и слуг. А я выгляжу такой, какая я есть на самом деле. Разодетой сиротой, помыкавшейся по приемным семьям.

Ее слова ошеломили Малака.

– Ты выглядишь красавицей, Шона. Элегантной. Тебе нет равных.

– Остановись. – Она попросила его замолчать не в обычной, грубой, манере. – Я никогда не играла в принцесс, – продолжила она, качая головой своему отражению. – Или в другие игры, где нужно было что-то придумывать и фантазировать. Я совсем другого склада. Я не нуждаюсь в таком бегстве от реальности – ну, оно мне никогда не нравилось. Зачем придумывать себе что-то хорошее, если все останется таким же ужасным?

Малак чувствовал: Шона хочет сказать о чем-то важном.

– Я не король из фантазий, – тихо проговорил он, обнял ее и прижал к себе. Она положила голову ему на плечо. – Когда ты станешь моей королевой – а ты станешь ею, – это не будет игрой. Это будет реальностью.

Шона смотрела куда-то на стену с поблескивающими зеркалами. Малак не знал, что она увидела в своем отражении и почему в ее карих глазах вдруг появилась мука. Однако он не удивился, когда она отстранилась, еще несколько мгновений смотрела в зеркало, а потом повернулась к нему.

– Я сделала это ради Майлза, – сказала она совершенно другим тоном. – Потому что не желаю быть тем грузом, который помешает ему идти вперед. – Она обвела рукой платье. – Но больше я этого не хочу.

– Не понимаю, почему тебе так ненавистно это платье. Ты очень красивая женщина! Почему ты не хочешь одеваться красиво?

– Я сирота из Нового Орлеана, – с нескрываемой горечью ответила Шона. – Я вышла из ниоткуда. Я ничто. Такие платья не для меня. – Она покачала головой и коротко рассмеялась. В ее смехе совсем не было веселья. – Ядира пыталась надеть на меня какие-то…

– Драгоценности, – договорил за нее Малак. – Знаю. Я сам их выбирал.

– Это нелепо. – Эти слова прозвучали как обвинение. Как удар, который должен был бы откинуть его прочь. – Я не знаю, чего ты хочешь. Я знаю, как я выгляжу. Я точно знаю, кто я такая.

– Тогда расскажи мне поподробнее, какая ты. Потому что я, боюсь, в растерянности.

– Тебе незачем унижать меня, – прошептала Шона, и это тоже прозвучало как удар. Малак даже удивился, как ему удалось устоять на ногах. – Я же здесь, не так ли? Ты считаешь, что я слишком много хмурюсь, но я же никуда не сбежала, ведь правда? Я не попыталась настроить Майлза против тебя. Я не спорила с тобой, когда ты решал, как он должен проводить время. Еще до того, как ты привез нас сюда, я согласилась с тем, что ты всегда можешь видеться с ним. Разве этого мало? Зачем тебе еще и унижать меня?

Ее голос дрогнул, и у Малака сжалось сердце. Он шагнул к ней, но она попятилась. Двигаясь дергано и спотыкаясь, она пятилась, пока не уперлась в скамью у фонтана. На мгновение замерев, она тяжело опустилась на скамью.

– Я ничем не унижаю тебя, – тихо сказал Малак. – Ты гордая, ты сильная, и мне жаль того мужчину, который вздумает унижать тебя.

Шона вздохнула.

– И все же ты это делаешь. И у тебя это очень легко получается.

Малак подошел к ней. Сидя на скамье, она выглядела величественной королевой. Если он когда-то и представлял свою королеву, то сейчас все те образы бледнели рядом с Шоной. Ее густые волосы лежали тяжелой массой. Ее кожа сияла, глаза блестели ярче, чем капельки воды, разлетающиеся в фонтане.

Сейчас она была так же совершенна, как и в том золотом платье и с веселой улыбкой на губах пять лет назад.

– Шона, – снова заговорил Малак, беря ее за подбородок и поднимая ее лицо.

– Это жестоко, – прошептала она. В ее глазах загорелось чувство, которому Малак не находил названия, но которое остро ощущал. Внутри себя. Вокруг. – Ты можешь разодеть меня в пух и прах. Ты можешь завалить меня платьями и нацепить мне на шею нелепые цепи с всевозможными камнями. Но это ничего не изменит.

Неужели ты этого не понимаешь? Меня никогда ничего не изменит.

– А что, по-твоему, я хочу изменить?

Шона вывернулась из его руки.

– Все. – В это коротенькое слово она вложила всю горечь своей уязвленности.

– Шона, я не хочу ничего менять в тебе.

– Ничего подобного, хочешь. Я не виню тебя.

Но я предпочла бы, чтобы весь мир с самого начала видел меня такой, какая я есть на самом деле.

Малак молчал, глядя на нее.