Десант на Эльтиген

— Жалко уничтожать историю нашего десанта… Если кто из нас останется жив, будет что вспомнить. А ведь потом могут и не поверить, что вот была такая "Огненная земля". Приедешь сюда после войны и уже ничего не узнаешь. Позакопают траншеи и воронки, построят новые дома, огороды посадят, и фрукты будут расти…

— Ты что, жалеешь, что так будет? — спросил Теплицкий.

— Да нет же. Просто хотелось бы, чтобы люди помнили…

Артиллерия с таманского берега вела огонь по южной окраине Эльтигена. По противотанковому рву подходили к месту сосредоточения десантники. Санитары поддерживали раненых. Майор медицинской службы Трофимов энергичным шепотом командовал:

— Пошли вперед, пошли вперед, товарищи!

Последние минуты тянулись особенно медленно. На командном пункте собрались все офицеры штаба и политотдела. Полковник Ивакин сказал:

— Посидим перед уходом. Исполним русский обычай, чтобы было счастье в дороге.

Павлов нервничал:

— Бросьте вы, Василий Николаевич, хоть сегодня свои шутки!

— Отчего ж? — глянул на него полковник. — На том свете не будешь шутить.

Командующий артиллерией Никифоров передал последние цели на Тамань и тут же сказал:

— Мы сейчас будем похожи на древнегреческого героя Антея. Он был сильным, пока держался земли… Как оторвемся от земли…

Модин, вставляя капсюль в гранату, перебил артиллериста:

— Просто вы страдаете, полковник, что ваша должность теперь отпадает. Теперь нас будет поддерживать карманная артиллерия — вот она! — Инженер встал, весь обвешанный гранатами, дисками от автомата.

Глядя на него, я подумал, как много этот хороший, умелый, жизнерадостный человек сделал для всех нас. А он, расправляя свои широкие плечи, продолжал в том же шутливом тоне:

— Ну берегитесь, фашисты, беда будет, кто попадется мне!

Однако в голосе его чувствовались горечь и волнение.

В 21.30 все части были сосредоточены на северной окраине плацдарма около КП дивизии. Ночь выдалась темная. Слегка моросил дождь. Люди принимали установленный боевой порядок. Усталые, обессиленные дневным боем, с лицами, обострившимися от голода. Но настроение решительное. Командир улавливает волю и решимость коллектива по многим признакам. Уверенный ритм в движении подразделений. Отсутствие суеты. Оружие и снаряжение пригнаны — никаких лишних шумов. В темноте негромкие голоса:

— Атакуем без выстрелов и без крика, — наставляет кто-то из офицеров.

— Неужто пробьемся к своим? — слышится в другом месте.

— Только бы траншею проскочить. А там — степь!

Мимо быстрым шагом, обгоняя колонну центра, проскользнули моряки. Провел саперов Модин. Я на минуту его остановил и еще раз уточнил задачу по ликвидации заграждений противника на Митридате. Лицо его отражало крайнюю усталость.

— Выше голову, Борис Федорович!

— Не пойму сам, что со мной. Никогда у меня не было такого тяжелого состояния.

Даже у сильных, волевых людей бывают такие минуты. Крепко пожав инженеру руку, я поцеловал его, и он ушел вперед.

22.00. Командую:

— Сигнал!

Виниченко нажал на спусковой крючок ракетницы: красная звезда просверлила тучи. Десант пошел в бой.

Метров сто пятьдесят двигались в тишине. Потом со стороны врага застрочил пулемет. Пули, как пчелы, пролетели над головами. Некоторые солдаты легли. Я крикнул: "Вперед!" Мы побежали.

Рядом со мной бежали, тяжело дыша, Копылов и Бушин, на несколько шагов впереди — Виниченко и Иван. Почти в упор ударил автомат. Иван, пригнувшись как для прыжка, швырнул гранату. Взрыв. Вражеский автомат умолк. Мы перепрыгнули траншею. Сразу стало легче на душе. Одно препятствие преодолели.

Атака была настолько стремительной и неожиданной, что вражеский пулеметный батальон не успел открыть организованный огонь. Две его роты, стоявшие перед фронтом прорыва, были уничтожены штыками и прикладами наших штурмовых групп. Но и у нас при прорыве были жертвы. Был убит дивизионный инженер.

О гибели Модина я узнал, когда подходили к Митридату. Как он погиб, мне рассказал Григорян. К траншее они бросились вдвоем. Модин громко, крикнул "ура!" и послал гранату в пулеметную ячейку. Пулемет захлебнулся, но в это время автоматная очередь наповал скосила инженера. Он упал лицом вперед, и тело его осталось на бруствере вражеского окопа.

После прорыва самое опасное было сбиться с маршрута. Ночь настолько темная, что в пяти метрах трудно разглядеть человека. Сориентировался, дал команду принять правее. Слышим: открылась стрельба в направлении Камыш-Буруна. Подбежал начальник связи майор Подлазов и передал, что туда пошла одна группа, человек сто пятьдесят.

— Немедленно вернуть людей!

Кочкарник, подмерзший на декабрьском ветру, мешал идти. Ветер бил по лицу ледяными плетками дождя. Под ногами все чаще всхлипывали болотца, заполненные жидкой тиной. Значит, близко озеро! Связные нырнули в темноту, назад вдоль колонны:

— Подтягивайся!

— Кучнее идти, товарищи. На озере не отставать!

Полур, весь в грязи, мокрый, появился рядом, доложил:

— Озеро в тридцати метрах, но здесь в нем по колено воды.

— Поищите место посуше.

Полур всегда был спокоен и нетороплив. И теперь этот смелый офицер уверенно шел со своими разведчиками впереди.