Десант в настоящее

  Стало быть, местные сутки сверяются с меридианом, отстоящим на тридцать градусов западнее Гринвича. Я пытаюсь вспомнить по карте, что же там такое. Вроде бы ничего особенного. Гренландия, Азорские острова и воды Атлантического океана вплоть до Антарктиды.

  Под ослепительно-белым небом огромный стадион.

  Ступени - они же скамьи - из белого камня. Что-то наподобие римского Колизея. Выглядит внушительно. Если так выглядели развалины античных построек во времена своей молодости, народ тогда жил богаче нашего.

  Я стою в центре этой громадины, и потею в своём изрядно надоевшем спортивно-десантном костюме. Снять его опасаюсь: кругом все такие загорелые. Думаю, с местным ультрафиолетом лучше не шутить. Да и толпе, не поленившейся собраться в эту жару, будет лучше видно. Я уже понял, что им интересно взглянуть, как это один человек сумел положить пятерых полицейских. "Взглянуть" мне было бы тоже интересно. Одним только глазком. Больше не нужно - ещё в свидетели загребут. И пошёл бы себе по своим делам дальше.

  Вот только две проблемы. Первая. Похоже, им хочется, чтобы демонстрацией занялся именно я. Грустно. Здесь наши представления о развлечениях расходятся.

  Вторая. Идти мне некуда. И дел никаких нет.

  Уже четвёртый день, как мы с Машей... прошу прощения, с Калимой, пришли... сюда. Куда? Хороший вопрос. Вот стою, кручу головой в разные стороны и занимаюсь этим головокружением четвёртый день. Но ответить на этот вопрос не могу. Я не знаю, где нахожусь. Пока не открылась дверь, думал, что на Луне. Только если это Луна, то я - Роджер Мур пополам с Шоном Коннери. Здесь есть всё: поля, леса и горы, моря и реки. Народу здесь тоже немало. Вот они все, или почти все. Вокруг меня сидят.

  С Машей-Калимой в эти четверо суток мы почти не виделись. Я поражён фантастической приспособляемостью своей жены. С первых минут она чувствовала себя здесь настолько уверенно, что местный начальник полиции пригласил нас к себе домой в гости. Ну, а мы, естественно, недолго отказывались. Она непрерывно ведёт переговоры с какими-то подозрительными старушками. Представьте себе роскошные смоляные волосы, ясные голубые глаза, великолепную фигуру и морщинистое старческое лицо. Меня, например, дрожь пробирает.

  Больше всего всё это напоминает сумасшедший дом. Нет. Я там не был. Но соблазн списать всё на своё сумасшествие очень велик...

  Ага! а вот и санитары прибежали!

  Толпа на ступенях-скамьях одобрительно кричит пятёрке молодцов, появившихся на арене невдалеке от меня. Здоровенные мужики. Увешанные оружием, что наши генералы орденами и медалями. Неспешно что-то поправляют в своём обмундировании, что-то сбрасывают, что-то пристёгивают. Один вытащил меч, прицелился им в меня и большим пальцем левой руки проверил заточку лезвия. Другой достал из сумки кувшинчик, плеснул себе в ладонь и, сидя на травке, принялся растирать ноги. Этого надо бы запомнить. Если они ещё и прыгать начнут...

  Третий, разминая кисть руки, ловко пропеллером крутит перед собой огромный двуручный меч. Не удивлюсь, если эта железяка весит столько же, сколько и я вместе со всем своим снаряжением.

  Зрители ему громко зааплодировали. Олимпийские игры, да и только!

  А это, по-видимому, наш главный врач. Важный такой дядька, там, в суде, больше всех о чём-то разорялся. О чём? Хотел бы я знать. Я и там себя бараном чувствовал, и здесь не лучше. Там - потому что ничего не понимал. Здесь - потому что чувствую: зарежут!

  Нет обычного прилива огня и энергии. Нет никакого возбуждения. Я рассматриваю свой нож. Он почему-то вызывает у меня смех. Представьте себе парня, который охотится на стадо носорогов в одиночку, вооружившись перочинным ножиком. Не смешно? Это потому что у вас плохо развито воображение. Или нет чувства юмора.

  Художника может обидеть каждый!

  Важный дядька опять что-то говорит. Я опять ничего не понимаю, но и не думаю огорчаться. Если уж он начал, то ещё минут пять жизни обеспечено. Говорить здесь любят. Медленно. Вдумчиво. Вроде наших фермеров за пятой кружкой пива где-нибудь в ноябре месяце. Урожай продан, вспашка на зябь проведена вовремя. Все ждут снега, в поле делать нечего, отчего же не поболтать в пивной с соседом?

  Я снова кошусь на свой нож. Что-то мелковат он для этой арены. Тру ногой траву. Обычная трава футбольных стадионов. Жёсткая и скользкая.

  О! Кричат.

  А-а, это важный дядька представляет свою футбольную команду. Вот он что-то сказал, и уже второй подбрасывает вверх руку и что-то кричит. "А-уу-аа", - отвечают ему зрители. Акустика здесь высший класс! Может, спеть им что-нибудь? Пока они не разозлились...

  Итого, пять выкриков, пять взмахов рук.

  "Отто, - говорю себе, - не пропусти свой выход".

  Важный дядька что-то крикнул и махнул в мою сторону рукой. Знаю, знаю! Подбрасываю вверх левую руку...

  Тишина.

  Что такое? Я развожу руками. Где моя группа поддержки? Где австрийские болельщики? Скажите, из Вены самолёт прилетел вовремя? Русские тоже могли бы меня поддержать! Московский рейс не отменили?

  Почему тишина?

  Что за хрень, я вас спрашиваю?!