Десант в настоящее

  У моих ног вырастает частокол из коротких стрел. Таких же, как и та, что торчит из спины незадачливого беглеца.

  Бросаю нож на землю. Не втыкаю, нет. Просто позволяю ему выпасть из руки.

  Мне плохо.

  В глазах темно.

  Я мотаю головой, пытаюсь сбросить наваждение.

  Больно. Я кричу. Хватаю себя за голову. Царапаю лицо. Господи, больно мне! Это мне ножом в глаз! Это меня лезвием по шее! Это мне в спину стрелой.

  Падаю на колени, трусь лицом о жёсткую траву, рву её зубами. Смерти мне. Ведь обещали! И опять обманули...

  Я снова в колодце. Всё ещё поднимаюсь по спиральной лестнице к солнцу. Камень теснит, наступает. Пулей в резном стволе пытаюсь раскручиваться телом, чтобы продолжить движение. Холодно. Гранит наждаком обдирает с меня тепло.

  Жизни не хватит, чтобы согреть эту гору.

  Пытаюсь закричать. Поднимаю голову. Там ничего нет. Ни света, ни темноты. Я ничего не вижу. Я опять один. Как всегда. Как все. Вне времени и чувств...

***

  - ...На обиженных балконы падают.

  - Ты меня подставила!

  - Будто ты поступаешь иначе! Был ли выбор, Отто?

  Он не ответил.

  Работа требовала полной сосредоточенности и внимания.

  Её лицо, шею и руки он уже обработал. Оставались ещё ноги и полчашки облепихового масла. Кожа Калимы была ярко-красного цвета, и Отто боялся, что дело может дойти до волдырей.

  - Отто, ты мой спаситель, - шепчет она. - У тебя ласковые руки.

  - Ты мне зубы не заговаривай, - бурчит он.

  Подушечки пальцев легко, не причиняя боли, равномерно покрывают обожжённую кожу целебным маслом, которое принесла Инита.

  Калима слегка постанывает и вдруг неожиданно говорит:

  - Знаешь, мне иногда кажется, что ты меня любишь.

  - Почему?

  - Почему "кажется", или почему "иногда"?

  - И то и другое.

  Отто прерывается, чтобы опустить пальцы в чашку с маслом.

  - Эта штука скверно пахнет. Думаешь, она поможет?

  - Высокое содержание каротиноидов и токоферолов.

  - Ого! - довольно усмехается Калима. - Теперь точно поможет!

  - Опять увиливаешь, - осуждающе говорит он. - Ты же телепат, почему вообще о чём-то спрашиваешь?

  - Потому что в основном воспринимаются образы, а не мысли. Ты себе представить не можешь, какая у людей каша в голове. Мыслей, как таковых, что крупинок золота на тонну породы. Безошибочно можно уловить настроение, отношение к себе. Точно понимаешь правду или ложь тебе говорят. Но конкретную информацию получить очень трудно.

  - И часто я тебе лгу?

  - У тебя ещё не было необходимости лгать.

  - О чём я хочу тебя спросить?

  Она засмеялась.

  - О том, что у тебя творится в голове.

  Отто выждал минуту, потом вторую и не выдержал:

  - И что же у меня творится в голове?

  Он помог ей перевернуться на спину и озабоченно сдвинул брови. Обожжены предплечья, ключицы, обширное поражение над грудью. "Проклятье!"

  - Хорошо, что ты не додумалась сидеть на трибуне голой!

  - Думаю, тогда бы ты меня заметил.

  - Вряд ли, - по-солдатски отрубает Отто.

  - Верно, - соглашается она.

  Глаза широко открыты. Она смотрит на него и улыбается.

  - А если бы тебя лучницы не остановили, ты бы и вправду на трибуны полез?

  - Конечно. Мужчин бы зарезал, а женщин собирался продать в рабство.

  - Шутишь. Когда ты упал, я чуть не умерла. Что это с тобой было? Я перестала тебя чувствовать. Меня это даже больше испугало, чем твоё бешенство. Как будто тебя не стало. Оболочка катается по траве, а человека в ней нет...

  Отто молчит. Эта тема ему неприятна. И ответить нечего, и посмеяться не над чем.

  - "Кажется", потому что в минуты покоя ты ласковый и домашний, - возвращается Калима к оставленной теме. - У тебя сильные нежные руки. Когда ты думаешь обо мне, у тебя внутри будто разгорается солнце. Поэтому нам так хорошо в постели. Обратная связь, понимаешь? Я чувствую то, что чувствуешь ты. Меня это "заводит". И я немедленно откликаюсь на твои ухаживания...

  - Прекрати, - чуть запоздало обрывает её Отто. - Я с плохо прожаренными девушками дел не имею. - И тут же ревниво добавляет: - А разве с другими было иначе?

  - Конечно, - Калима грустно вздыхает, - у других внутри ничего не горело.

  Отто заканчивает свою работу. Он накрывает Машу до самого подбородка простынёй, берёт со стола полотенце и старательно вытирает руки. На полотенце остаются тёмные пятна масла.

  - А "иногда"... - она замолчала, задумалась.

  Отто отложил полотенце и уселся на табурет рядом с её кроватью. "Она не думает о том, как выразить мысль словами, - вдруг понял он. - Она думает, следует ли вообще мне об этом говорить".

  - Этот вопрос, как раз и связан с твоей головой, - решилась Калима. - Рядом с тобой я слышу звуки шагов. Множество людей бодрым маршем шагают по дороге с мягким, глухим покрытием. Шагают в какой-то прочной, крепкой обуви: сапоги или ботинки. Меня пугают эти шаги, Отто. Я слышу в них беду и боль, и разочарование...

  Он взял её за руку и, не обращая внимания на масло, поцеловал.

  - Вкусно? - улыбнулась она.

  - Ты же знаешь: воспринимается не вкус, а отношение. Я знаю, что тебе было приятно, и даже если бы рука была в машинном масле, а не в облепихе, я всё равно бы её поцеловал. Не отвлекайся. Мы остановились на звуках в моей голове.