И я вложила дрожащие пальцы в его ладонь, поднявшись на ноги. Альбин улыбнулся мне, и было в этой улыбке что-то такое, что меня снова обдало жаром с головы до ног.
Я позволила Альбину вывести себя из комнаты – тихонько затворилась дверь, и засов едва слышно прошуршал, возвращаясь на место. Так же затворилась и дверь трактира.
Ночная прохлада обволокла меня, заставив задрожать – или это была дрожь ожидания? В тот же миг на плечи опустился плащ.
– Вот так, – обнял меня Альбин. – Не мерзни. И не бойся.
«Я не боюсь»! – хотела было сказать я, но дыхание перехватило, и я просто позволила вести себя прочь от трактира, мимо конюшни, дальше на мыс, откуда ветерок нес шепот моря.
На какой-то миг ночь, казалось, сгустилась вокруг нас, став вовсе непроглядной, а потом тьма рассеялась, и я ахнула. За темной пеленой обнаружилась… нет, палаткой это сооружение, пожалуй, назвать было нельзя. Шатер, сшитый из белых и алых полос, в котором не только я, но и Альбин мог стоять в полный рост. По ткани змеилась вышивка золотом, мягко светилась, разгоняя тьму. А вокруг шатра мерцали диковинные растения, сотканные из света. Приглядевшись, я поняла, что золотая вышивка на ткани – вовсе не вышивка, а все то же волшебное сияние, что создало травы и цветущие кусты.
– Какая красота! – восхитилась я.– Это ты сам все сотворил?
– Сам.
– Да ты настоящий художник!
Альбин, улыбнувшись, покачал головой, но было видно, что мой искренний восторг ему польстил. А я разглядывала цветы – похожие и непохожие на настоящие. С чашечки, напоминающей мак, вспорхнула бабочка, устремившись ко мне. Я протянула ладонь, и бабочка устроилась на ней. Прикосновения я, конечно, не ощутила. Раскрыв и закрыв крылышки несколько раз, бабочка упорхнула, растворилась в темноте золотистой искрой. Альбин тихонько потянул меня за руку, откинул полог шатра, пропуская вперед.
Изнутри стены были украшены теми же узорами, льющими ровное золотистое свечение. Пол был застелен чем-то похожим на гобелен, тут и там лежали подушки, у одной стены на кованой узорной подставке алела углями жаровня.
Альбин снял с моих плеч плащ, снова потянул за руку.
– Здесь тепло. Садись. – Он помог мне опуститься на подушку, подгреб еще несколько поближе.
– Устраивайся.
Я села, подобрав под себя ноги. Альбин опустился рядом, и я замерла, боясь шелохнуться. Обхватила руками плечи – жаровня наверняка здорово нагрела воздух, но меня потряхивало, как перед экзаменом. Эта нелепая мысль развеселила, и дрожь ослабла, но не прошла совсем.
– Хочешь, я подогрею вина со специями? – спросил Альбин, устраиваясь на подушке напротив. – Торопиться некуда.
– Не хочу, – помотала я головой. Попыталась объяснить: – Может, оно поможет и согреться, и расслабиться но… не хочу, чтобы все было как в дурмане. Просто…
Он улыбнулся, и вовсе не было в этой улыбке хищного предвкушения, которое я привыкла видеть на лице Альбина. Только тепло и радость. Он придвинулся ближе, провел кончиками пальцев по моей щеке.
– А я уже пьян. От одной мысли, что ты пришла. Пьян тобой.
Его дыхание, горячее, отдающее морозной мятой, коснулось моих губ, и от контраста ощущений они заныли, а следом отозвался низ живота. Я невольно подалась навстречу, но Альбин удержал меня, запустив пальцы в волосы. Замер, глядя глаза в глаза, точно хотел увидеть в моих что-то важное, и я забыла, как дышать, ухнув в его взгляд, точно в омут. Жар опалил кожу, тут же сменившись холодком мурашек.
А Альбин, выпустив меня, отодвинулся. Я разочарованно выдохнула. Он огладил мое колено, подался навстречу – лишь для того, чтобы, ухватив за щиколотку, заставить выпростать из-под себя ногу. Завозился с завязками моего башмачка, казалось, полностью увлекшись этим занятием.
– Дразнишься? – выдохнула я.
Он обжег меня взглядом.
– Разве что совсем немного.
Он стащил с меня башмачок. Держа в ладонях ступню, обвел большим пальцем косточку. Дрожь пробежала по коже, от его пальцев к колену и выше, туда, где наливалось теплом.
– Какая же ты маленькая, – шепнул он. – Моя маленькая…
Второй башмачок сполз с моей ноги, ладони Альбина скользнули по лодыжкам, заставив неровно выдохнуть. «Хорошо, что он не дал мне времени надеть чулки: грубые льняные, они были бы неуместны здесь, среди расшитых шелковых подушек, – мелькнула нелепая мысль, и следом еще одна: – Как бы Альбин отреагировал, увидев на мне те чулки, что носили в нашем мире?»
– Хотел бы я знать, о чем ты думаешь, когда так соблазнительно улыбаешься, – сказал вдруг он.
Щеки залил тяжелый румянец.
– Обо всяких глупостях.
– Тогда подумай о них еще, – выдохнул он прежде, чем прильнуть губами к моей шее.
Глава 46
Я оперлась руками позади себя, запрокинула голову, позволяя Альбину целовать, дразнить языком, прикусывать и снова целовать, перебирать волосы – когда он успел распустить мою косу? – зарываясь в них лицом, скользить ладонями по спине, играть с грудью, то сжимая, то лаская пальцами, находить чувствительное местечко и отстраняться, едва почуяв, как я выгибаюсь навстречу.