Десерт для герцога

– И мы приехали чтобы вернуть тебя в лоно семьи.

Я приподняла бровь.

– Простите, не понимаю вас, милорд. У меня есть семья. Маму я не помню, но отец отзывался о ней как достойнейшей женщине и прекрасной матери. У меня был любящий отец и добрая мачеха. Сейчас у меня брат и две сестры. В лоно какой семьи вы намереваетесь меня вернуть, и зачем мне это?

Может, прямо сказать – дорогие бабушка с дедушкой, неспроста ведь вы вспомнили обо мне спустя столько лет, так говорите как есть – какого рожна вам надобно?

– Наверное, мы заслужили этот упрек, – сказал мужчина. – Мы действительно несправедливо обошлись с Розалин, но теперь, когда пора подумать о душе, мы хотим исправить эту несправедливость.

Глава 47

– И что же сподвигло вас подумать о душе? – не слишком вежливо поинтересовалась я. – После того, как девятнадцать лет вы не вспоминали ни о дочери, ни о внучке? Выглядите вы бодрым и крепким – и пусть Господь даст еще долгих лет к тем, что уже отмерил.

Граф сделал постное лицо.

– Розалин принесла нам слишком много боли. Конечно, нам следовало проявить достойное истинно верующих милосердие, но… все мы грешны.

Да, все мы небезупречны, и, наверное, у меня не было права судить их – не зная, что значит воспитывать детей и каково обнаружить, что они наворотили непоправимых глупостей. Впрочем, одно я точно знала: если кто-то из моих сестер вдруг принесет в подоле, я сделаю все, чтобы их прикрыть. Может, потому что сама не без греха, а может, просто любила девочек, как родных.

Мне трудно было найти оправдание тем, кто бросил родного человека на произвол судьбы. Даже если Гильем сказал правду, и мать Евы в самом деле сбежала из дома, обнаружив, что беременна, и родня вынуждает ее избавиться от плода. Даже если с точки зрения семьи вытравить плод было разумным решением – я вполне могла посмотреть на ситуацию отстраненно, как если бы не я сама была тем самым нежеланным ребенком. Впрочем, и проклинать их…

– Я не держу на вас зла, – сказала я.

В самом деле, с чего мне злиться на людей, которых я никогда в жизни не видела? Ева могла бы вырасти в других условиях – но кто сказал, что ей было бы лучше в семье аристократов? Отец – отчим – и мачеха действительно любили ее и баловали по мере сил, а способны ли любить эти люди?

– Но, как я уже сказала, у меня есть семья, и другая мне не нужна. Что до души – тут будет решать другой судия, и повлиять на него не в моей власти.

– Выходит, мы зря проделали дальний путь? – спросил граф.

– Об этом вам судить. Мое прощение вам не нужно – мне незачем вас прощать, а возлюбить друг друга всем сердцем у нас вряд ли получится.

– Сколько? – прошипела женщина. – Сколько ты хочешь за великую честь для девки вроде тебя?

Я покачала головой.

– Прошу прощения, милорд и миледи, у меня много дел. Захотите есть – спускайтесь.

– Постой! – мужчина схватил меня за руку. Обернулся к жене. – Гизела, оставьте нас.

– Вы, граф, будете унижаться перед…

– Я готов на коленях ползти до самой Каноссы10, если понадобится! Выйдите!

Леди хлопнула дверью, точно простолюдинка.

– Присядь, пожалуйста, – попросил граф. – Похоже, разговор будет долгим.

Я опустилась на сундук, служивший одновременно и лавкой. Гость сел на постель. Помолчал, собираясь с мыслями.

– Хорошо, буду откровенным. Мы… я действительно виноват перед тобой… и перед Розалин. Ее не вернуть. Ты же… Едва ли я бы набрался решимости приехать и посмотреть тебе в глаза, если бы меня не попросили об услуге.

– Кто? И о какой именно услуге?

– Герцог Альбин, приемный сын вашего лорда.

Герцог Альбин. Признал, значит, его отец. Наплевал на королевскую немилость… или нашел аргументы, переубедившие монарха? Впрочем, какая мне разница? Просто теперь окончательно ясно, что Альбин не вернется. При этой мысли защипало в носу – а я ведь была уверена, будто отплакала свое и смирилась.

– Не знаю, какие дела у вас с Аль… с молодым герцогом, но меня они не касаются.

Я поднялась, но граф ухватил меня за руку.

– Да погоди ты! Выслушай, прошу! Услуга за услугу. Отец герцога попросит его величество, своего кузена, помиловать моего сына.

– Гильема?

Если дело Гильема дошло до короля, то нам несдобровать, как бы Эгберд когда-то ни убеждал в обратном. Контрабанду-то Гильем продавал через наш трактир! И что теперь? Ждать визита дознавателей? Не стоит ли мне немедленно потребовать, чтобы Фил забрал девочек, все накопленное, и сматывался? Жизнь дороже картошки.

– Гильем мертв. – Граф на миг опустил голову. – Пытался бежать из-под стражи и погиб.

Что ж, как ни грешно об этом думать, для нас все обернулось довольно удачно. Едва ли Гильем на допросе с пристрастием стал бы выгораживать нас и… за контрабанду по-прежнему вешают. Следом пришла мысль, ужаснувшая меня. В самом ли деле Гильем пытался бежать, или кто-то инсценировал побег, чтобы заставить его замолчать? Альбин говорил – не беспокоиться ни о чем.