Дешёвый сезон

Ей было любопытно: когда Чарли вернется, почувствует ли она нечто новое в его любовной игре, что позволит ей заподозрить — была другая женщина! Сейчас она не верила в возможность измены, но вдруг... Сейчас ее не успокаивало то, что позже она может быть оправданна. Она хотела немедленного оправдания, оправдания — увы! — не за то, что она совершила, а за желание, за намерение изменить Чарли. Ей хотелось, чтоб и в ее жизни произошло что-нибудь этакое... «летний роман», например, как у большинства ее знакомых. (Эта мысль пришла ей в голову, как только жена декана произнесла: «На Ямайке в августе все так дешево».)

Беда была в том, что после трех недель калипсо жаркими влажными вечерами, пуншей с ромом, отвращения к которым она не могла больше скрывать, теплого мартини, мелкой морской рыбешки и помидоров, которые подавали ко всем блюдам, любовного приключения все еще не было, не было даже намека на него. Разочарованная, она поняла, что во время дешевого сезона просто вынуждена хранить верность. Для измены не было возможностей, можно было лишь писать Чарли письма и открытки с огромным восхитительным голубым небом и морем. Как-то женщина из Сент-Луиса явно ее пожалела, когда она сидела в баре одна и подписывала открытки. Она подошла к Мэри и предложила ей присоединиться к их компании, они собирались в ботанический сад. «У нас ужасно веселая компания», — сказала она с дурацкой улыбкой. Мэри преувеличила свой английский акцент, чтобы вызвать большую неприязнь, и сказала, что цветы ее не особенно волнуют. Это так глубоко поразило женщину, будто Мэри сказала, что ее не волнует телевидение. По движению голов на другом конце бара и возбужденному звону стаканов с кока-колой она поняла, что ее слова передавались из уст в уста. После этого случая, пока веселая компания, рассевшись в лимузине, не укатила в аэропорт и дальше, домой, в Сент-Луис, она постоянно чувствовала на себе их взгляды. Она была англичанкой, она высокомерно относилась к цветам, она предпочитала кока-коле мартини, даже теплое; в их глазах она, наверное, была алкоголичкой.

Общей чертой большинства веселых компаний было то, что мужчины особенно не пытались ухаживать за женщинами, и, наверно, поэтому, те, в свою очередь, даже не старались выглядеть привлекательными. Огромные зады выставлялись напоказ, во всем своем безобразии, в тесных, большого размера шортах-бермудах. Головы были обмотаны шарфами, скрывающими бигуди, которые они не снимали даже во время ленча, напоминали кротовые кочки. Днем Мэри наблюдала, как эти бездельники шаткой походкой брели к воде, будто бегемоты. Только вечером женщины меняли чудовищные шорты на чудовищные хлопчато-бумажные платья в розовато-лиловых или красных цветах, чтобы пообедать на террасе, где соблюдались формальности; а несколько мужчин вынуждены были обряжаться во френчи и галстуки, хотя термометр после захода солнца показывал почти восемьдесят градусов. Откуда появиться здесь заезжему ловеласу — разве кого-то может прельстить такой «выбор красавиц»? Иногда только попадались старые, измотанные мужья; они толклись у магазина «Исса», где все продавалось по договорным ценам.

В первую неделю пребывания ее воодушевило появление трех стриженных под ежик молодых мужчин в бикини. Они зашли как-то в бар у бассейна. Для нее они были слишком молоды, но тогда она была так настроена, что альтруистично обрадовалась бы, представься возможность хотя бы понаблюдать за чьим-нибудь романом. Говорят, такие примеры заражают, и если бы вечером, в каком-нибудь интимном кафе-баре при свете свечей сидели молодые влюбленные парочки, кто знает, может, и мужчина более зрелого возраста, в конце концов, забрел бы туда и «подхватил инфекцию». Но ее надежды рассыпались в прах. Мужчины вошли и вышли, даже не посмотрев на шорты-бермуды и утыканные шпильками головы. С чего это они должны остаться? Конечно же, они были намного красивее, чем любая из этих девушек, и знали об этом.