Дешёвый сезон

Вновь она увидела его час спустя, когда сидела и созерцала свое мартини с большой зеленой неаппетитной маслиной. Он надвигался на нее из другого конца бамбукового бара. На нем была обычная рубашка, распахнутая у ворота, и коричневый кожаный пояс; тип туфель, в которые он был обут, во времена ее детства называли «ортопедическими», теперь их редко на ком можно было увидеть. Интересно, что бы подумал о нем Чарли? Нет сомнения, она его подцепила на удочку, совсем, как рыболов, который сражается с тяжелой рыбой, а когда вытаскивает, она вдруг оказывается не чем иным, как старым ботинком. Рыболовом она не была; она не знала, может ли ботинок сломать обычный крючок, но была уверена, что ее крючок будет безнадежно испорчен. Никто к ней и близко не подойдет, если она будет в его компании. Она выпила мартини одним глотком и даже попыталась совладать с маслиной, чтоб не было повода задержаться в баре.

— Не окажете ли мне честь — не выпьете ли что-нибудь со мной? — спросил мистер Хикслотер. Его манеры совершенно изменились; стоя на твердой земле, он словно был неуверен в себе, и говорил он, придерживаясь старомодных правил приличия.

— Боюсь, что нет. Я только что позавтракала и мне нужно идти. — Ей вдруг показалось, что под грубой формой скрывался взъерошенный малыш с расстроенными глазами.

— Сегодня я рано завтракала. — Она встала. — Вы можете занять мой стол. — Это прозвучало довольно глупо, потому что бар был почти пустой.

— Я не собираюсь так много пить, — сказал он. — Я... я только ради компании.

Она знала, что он следил за ней взглядом, когда она шла в соседний кофе-бар, и почувствовала себя виноватой. «Но, по крайней мере, я скинула с крючка старый башмак». Она отказалась, от креветок с кетчупом, но уступила, когда предложили грейпфрут, а затем форель.

— Пожалуйста, форель без помидоров, — попросила она с умоляющей интонацией в голосе, но черный официант ее явно не понял. Ожидая свой заказ, Мэри начала представлять удивительную сцену между Чарли и Генри Хикслотером, которому в ее истории каким-то образом пришлось проезжать через университетский городок. «Это Генри Хикслотер, Чарли. Мы, бывало, купались вместе, когда я была на Ямайке». Чарли всегда носил английскую одежду, он был очень высоким, очень стройным, поджарым. Ей доставляло удовольствие осознавать, что он никогда не потеряет фигуру, благодаря своим нервам и повышенной чувствительности. Он ненавидел все грубое: во «Временах года» этого не было, даже в описаниях весны.

Позади она услышала медленные приближающиеся шаги, и чуть было не запаниковала.

— Можно мне присесть за Ваш стол? — спросил мистер Хикслотер. Он все еще придерживался правил светской вежливости, но только в том, что касалось речи, потому что он решительно сел, не дожидаясь ответа. Стул был слишком мал для него, его ляжки свисали, как двуспальный матрац с односпальной кровати. Он начал изучать меню.

— Копируют американскую кухню. Из всего здесь, на острове, это самое худшее, — сказала Мэри Уатсон.

— Вам не нравится американская кухня?

— Помидоры тут подают даже с форелью.

— Помидоры? А, вы имеете в виду помидоры ⁴, — он исправил ее акцент. — Я лично очень люблю помидоры.

— И свежие ананасы в салате?

— В свежих ананасах очень много витаминов. — И, будто специально, чтобы подчеркнуть несходство их взглядов, он заказал креветки в томате, жареную форель и какой-то сладкий салат. Когда принесли ее форель, она, конечно же, была с помидорами.

— Вы можете взять мою, — предложила она, и он с удовольствием согласился.

— Вы так добры. Вы действительно так добры. — Он вцепился в тарелку и принялся поглощать рыбу, как Оливер Твист.

Странно, но с этим стариком ей было легко. Она была уверена, что с кем-нибудь другим она бы не чувствовала себя так свободно: она бы постоянно думала о том, какое впечатление она произведет, а тут она ясно видела, что доставила старику удовольствие. Он, скорее всего, был не старым, неизвестно чьим башмаком, а старой туфлей, в которой удобно ходить. И, что особенно любопытно, несмотря на первое впечатление, которое он произвел, несмотря на то, что он исправил ее произношение на американский манер, он напоминал ей совсем не американскую старую туфлю. Чарли носил английскую одежду на своей английской фигуре, он изучал английскую литературу восемнадцатого века, его книги будут изданы в Англии, и издательстве Кембриджского университета, там же их и раскупят; но ей казалось, что он больше был похож на американца, чем Хикслотер. Даже если бы сегодня в бассейне ей встретился Чарли с его безупречными манерами, он бы расспрашивал ее подробнее. Расспросы всегда казались ей принципиальной частью жизни американского общества — это они, наверно, унаследовали от индейцев: «Откуда вы? Знаете ли вы то-то и то-то? Вы были в ботаническом саду?» Ей пришла в голову мысль, что мистер Хикслотер, если действительно так было его имя, вероятно, был бракованным американцем — хотя в нем наверняка было не больше изъянов, чем в бракованной керамической посуде, которую можно найти в полуподвальных лавках.