Десять

Если уж щенка нельзя, то машину ведь можно? Потому что, в противном случае, он точно поженится с девочкой и тогда уедет в Индию, где живёт дядя Симон. На простое замечание, что Симон живёт во Франции, мальчик ответил решительным: «Это ничего не значит».

— Послушай, он умеет молчать? — на ухо мужу. — Потому что план с женитьбой и Индией мне кажется всё более и более заманчивым.

— Если бы ты проводила с ним побольше времени, ты бы знала, а в Индию ему рано…

— Кто бы говорил, как прошло дежурство?

— Спокойно.

Появившийся взлохмаченный подросток, худощавый, нескладный, непропорционально подросший, но уже становилось очевидным, что парень будет высоким и широкоплечим, несмотря на то, что сейчас он немного отставал от своих ровесников в росте и весе. Сидевший же у него на руках ребёнок, хватающий за волосы и пытающийся ухватить руку и укусить её, напротив, был упитанным, розовощёким и улыбчивым, демонстрируя наличие восьми зубов. Увидев родителей, он отвлёкся от руки и, перейдя на руки папы, начал что-то «рассказывать», компенсируя малый словарный запас, состоящий из «мамама», «бабаба» и «бабака», «папа» малыш пока не говорил, жестикуляцией всего тела.

— Он проснулся, — старший мальчик, — а я спать.

— Сначала завтракать, — Юля.

— Я потом, — недовольно скривился.

— Никаких «потом», давай, Тошка, не спорь.

— Поспоришь с вами, с мамой куда проще… давайте уже ваш завтрак, и я спать.

Огромная стопка блинов исчезала на глазах, Юля не переставала улыбаться, иногда хмуро поглядывая на Тошку.

— Иди сюда, у тебя нет температуры?

— Нет, — злясь.

— Какой-то ты бледный…

— Это закончится когда-нибудь? Пап, ну скажи хоть ты ей!

— Не закончится, это профессиональное, а пока ты будешь всю ночь рубиться в сетевые игры, у тебя будет такой вид, а значит, будь готов к измерению температуры… И скажи спасибо, что не ректально, — он откровенно смеялся глядя на злое лицо сына.

— О, господи! Не начинай, ещё овуляцию у меня поищите.

— Тут какое дело брат, никто ведь не доказал, что у тебя её нет, не доказав обратного… так что… я бы на твоём месте перестал ночами ерундой заниматься, или…

— А ничего, что я тут ещё и с детьми вашими сидел?

— Это форс-мажор чистой воды.

— Конечно, форс-мажор, у вас сплошной форс-мажор… У меня тоже ночью форс-мажор был, неожиданный! Так что, мы квиты.

— Надо же, какие разговорчивые у тебя дети, Юра, как я могла пойти на это? У? Не напомнишь мне, что мною двигало, когда я родила тебе одного сына, а потом другого? — Она перевела глаза с катающего маленькую машинку по столу мальчика, на другого, с энтузиазмом размазывающего тонким слоем кашу по пластику стульчика. — А потом ещё и пригласила одного наглого-наглого мальчика, предоставив ему не только отдельную комнату, но и вожделенный компьютер с огрооооомным монитором, который «просто необходим», учась экстерном в школе информационных технологий.

— Человеколюбие тобой двигало, пупс, человеколюбие. Ну, и мой дар убеждения, я такой чертовски убедительный…

— Ой, можно я пойду, меня сейчас вытошнит!

— Иди…

— Не, останусь.

— Из человеколюбия значит, я родила Максимку, который всего-то на год старше моей внучки?

— Всё-таки внучки? — в четыре голоса, отец и три сына.

— Внучки, чёрт, ой, девочка… девочка, девулечка, крохотулечка… А вы даже не спрашиваете, стыдоба!

— Юльк, да как тебя спросишь, ты когда злишься, тебя никто не трогает.

— Да, да, никто, — продолжая катать машинку.

— И потом, ты бы сама всё рассказала, всех бы накормила, успокоилась и рассказала.

— Девочка, — Юле казалось, что она сейчас лопнет от счастья. Сначала новость о беременности подружки Кима застала её врасплох. Первый курс института… какие дети?

Она ругалась, рвала и метала, обвиняя во всем Юру, который недоглядел, деда, который не рассказал, Симона, который сам такой же и, конечно, себя.

Но постепенно успокоилась, приняв, как данность, что будучи молодой мамой, она станет бабушкой, настояв на официальном браке Кима с Ярославой. Сейчас они жили все вместе, в огромном доме, некогда построенном Симоном в расчёте на большую семью. Семья была большой, но не его.

— Как она? — Юра, с интересом.

— Отлично и девочка и мама. Три двести пятьдесят весом, пятьдесят один сантиметр, восемь-девять по шкале Апгар… Глазёнки — пуговицы, чёрные-чёрные, «алжирская кровь», и волосики… хоть косы плети. — Она расплакалась, наверное, от счастья и перенапряжения прошедшего дня и ночи, что она провела в родильном отделении, успокаивая поминутно Кима и зорко следя за действиями акушеров, которые с улыбкой принимали предвзятое отношение заведующей известного отделения и жены ведущего гинеколога города. Совсем недавно она сама рожала в этом же здании, с этой же бригадой, и её муж, казалось, забыл все свои знания и умения, сказав в конце, что, пожалуй, с рождением детей стоит завязать… И вот через год, в этом же отделении, та же красивая женщина гладила по голове блондинку и уговаривала её потерпеть…

— Алжирской крови-то сообщили? — Юра.

— Да, сразу. Уже фотографии отправили, они вылетают сегодня с Моник, так что у нас будут гости… А сейчас я хочу спать.