Десять десятилетий

С должным уважением относились к МХАТу, хотя я, признаюсь, ходил не на все его спектакли. Но смотрел не без удовольствия и «Горячее сердце», и «Мертвые души» с Борисом Ливановым — Ноздревым, и отличную инсценировку «Пиквикского клуба», и «Лизистрату» с изумительными декорациями Исаака Рабиновича, создавшего на сцене великолепную панораму античной Греции.

К прекрасным достижениям МХАТа следует отнести и две классические оперетты, ярко и живописно поставленные В. И. Немировичем-Данченко: «Дочь Анго» и «Перикола». Но, конечно, самым нашумевшим и действительно популярным стал спектакль по пьесе Михаила Булгакова «Дни Турбиных». Для меня он был особенно волнующим, ведь в нем шла речь о событиях, мною непосредственно пережитых в Киеве восемнадцатого года: тревожных и трагических днях гетманщины и петлюровщины. Замечательным был и актерский состав спектакля: и великолепный Николай Хмелев — русский офицер-патриот Алексей Турбин, и неподражаемый Марк Прудкин — адъютант гетмана Шервинский, и совершенно очаровавший зрителей дебютировавший в этом спектакле Михаил Яншин — Лариосик.

А самым любимым и посещаемым был, безусловно, Театр имени Вахтангова. Здесь мы не пропускали ни одной премьеры. Никогда не уйдут из памяти неувядаемая «Принцесса Турандот» с Цецилией Мансуровой и Юрием Завадским, «Егор Булычов» с Борисом Щукиным и другие не менее яркие спектакли. Но наибольший успех, и притом абсолютно заслуженный, имела «Интервенция» — пьеса Льва Славина в постановке Рубена Симонова и Иосифа Раппопорта. С первого же спектакля стал знаменит и сам Раппопорт в роли Фильки-анархиста с его забавным самопредставлением: «Дух разрушающий есть дух созидающий. Филипп — свободный анархист». Стали крылатыми и другие реплики действующих лиц. Огромный успех имела актриса Синельникова в роли неподражаемой одесской барыни мадам Ксидиас, артист Куза в роли большевика-подпольщика Мишеля Бродского, другие талантливые вахтанговцы.

Глава пятнадцатая

30-е годы с самого их начала, кроме уже описанных мною событий и обстоятельств, принесли мне чрезвычайные сложности личного и семейного характера, от которых, вероятно, никто не застрахован, но от этого нисколько не легче. Наверно, я не буду оригинален, если скажу, что очутился в той ситуации, когда человек не в состоянии пожертвовать ни одним, ни другим владеющим им чувством. Он мечется в безвыходном тупике, терзая себя и других. И это тянется годами. К тому же сложности душевные, неразрешимые проблемы личные и семейные повлекли за собой несусветные трудности и сложности чисто бытовые, житейские, жилищные. Нет смысла посвящать читателя в запутаннейшие квартирные обмены, переезды и снова обмены, и снова переезды. Достаточно сказать, что я прошел в эти годы через все мыслимые перепады квартирных условий. Приходилось даже ощущать себя, выражаясь современным языком, «бомжем», то есть лицом без определенного места жительства. Приходилось жить и в страшной коммуналке, подлинной «вороньей слободке» из романа Ильфа и Петрова, и находить приют на раскладушке у родителей, и занимать огромную, комфортабельную кооперативную квартиру, которая после новых сложных разменов тоже превращалась в коммуналку. И при этом, разумеется, ни на один день нельзя было прекращать работу — ведь на моих плечах были две семьи.

Одним из самых памятных событий тридцать пятого года стала для меня поездка в Киев. Давно хотелось мне увидеть город своего рождения, город незабываемых бурных и драматических событий Гражданской войны. Тринадцать лет назад я расстался с Киевом, но мои «киевские корни» давали себя знать. А повод для поездки достаточно основателен. И тут опять-таки неизменная забота и инициатива брата: он берет меня с собой на предстоящие под Киевом небывалые по размаху военные маневры. И мы едем туда в специальном поезде главы военного ведомства маршала Ворошилова. К слову сказать, маршальское звание установлено совсем недавно и его удостоены только пять человек: прославленные полководцы Гражданской войны Ворошилов, Буденный, Блюхер, Тухачевский, Егоров. Напомню, забегая вперед, что другие старые воинские звания — полковник, подполковник, майор, капитан — появились после этих самых маневров, а генеральские звания только на второй год войны.

Уже в пути в наше купе заглядывает Рудольф Хмельницкий, адъютант Ворошилова, и сообщает, что маршал приглашает к себе на обед. Позволю себе, кстати, упомянуть, что еду я в полном военном обмундировании, как и, естественно, Кольцов, с той разницей, что петлицы на моей гимнастерке пустые, а у него по три ромба в каждой — знаки, соответствующие званию комкора, на которое он имеет право, как командир Всесоюзной агитэскадрильи имени Горького. За столом у наркома непринужденно, весело и хлебосольно. Люди преимущественно военные, единственный штатский — это Алексей Стецкий, завкультпропом ЦК.