Десять городов

Близился вечер, и, повторяя мысленно слова профессора Паллади, я направился в гостиницу. Лифта в ней не было: когда клиенты входили в холл, их номер подавался на первый этаж. Переступив порог, вы нажимали на кнопку, и ваш номер поднимался на тот этаж, на котором вам хотелось жить. Нажав на верхнюю кнопку, я очутился на последнем этаже небоскреба. Я повернул ручку рядом с дверью – окном, и передо мной открылась не какая-нибудь крошечная лоджия, а огромная терраса. Далеко внизу мерцали огоньки Архитектории. Это был не город, а восьмое чудо света.

«По-моему, так себе городишко», – сказал мне прохожий.

«Идейка», – говорил председатель.

«Не существует ничего самого… Ничто не может быть окончательно хорошо и удобно».

В голове у меня была полная мешанина. Кем считать профессора Паллади – сумасшедшим или мудрецом из мудрецов?

«В нашем деле нельзя останавливаться на достигнутом». Кто прав – люди вроде меня, готовые расхваливать все, что кажется им мало-мальски приличным, или те, кто все ругает, веря, что можно жить лучше и в более красивом мире?

Теперь мне было ясно: прав профессор Паллади. Его слова в моем сознании постепенно становились ярче огней Архитектории.

Я разорвал все свои наброски и в один присест написал совсем не ту статью, какую собирался написать: Архитектория, май

Итак, я в Архитектории – неплохом городе, который всего лишь раз в сто красивее Рима, Флоренции, Венеции и Ленинграда, вместе взятых. Город состоит из ряда довольно удачных построек. Разумеется, очень многое в нем оставляет желать лучшего.

Описав основные здания Архитектории, я продолжал:

Считаю своим долгом предупредить читателей, что это описание способно ввести их в заблуждение и они могут подумать, будто Архитектория не город, а чудо. В действительности, это далеко не так, хотя местные архитекторы и стараются, в меру своих скромных возможностей, сделать что-нибудь хорошее для своих земляков. Тем не менее, несмотря на благие намерения, с высокой трибуны конгресса прозвучало немало глупостей. За неимением лучшего, утверждены весьма посредственные проекты профессора Паллади…

Перечислив предложения профессора, основанные на его теории подвижной архитектуры, я написал в заключение:

Конечно, у человека, приезжающего сюда из Рима, Парижа или Нью – Йорка, возникает чувство, будто он попал из пещеры в добротной постройки дом; однако, чтобы в Архитектории можно было жить, нужно перестроить весь город.

Поставив точку, я тут же позвонил в редакцию и продиктовал по телефону статью, из которой мой главный редактор, коллеги-журналисты и читатели должны были узнать мое мнение о том, что такое настоящая архитектура.

Мнение главного редактора я узнал на следующее утро из полученной мной телеграммы: НЕ ЗНАЮ зпт ПОГЛУПЕЛ ТЫ ИЛИ ПОМЕШАЛСЯ тчк ЛЮБОМ СЛУЧАЕ ТЫ УВОЛЕН тчк Г Л А В Р Е Д тчк

Подумаешь, испугал! Я был возбужден, голова у меня пылала, мысль судорожно работала. Я носился по городу, жадно изучая его архитектуру, восхищаясь каждой стеной. Слова профессора Паллади становились для меня все большим озарением, в особенности – его теория подвижной архитектуры.

Я вспомнил о его приглашении и зашел к нему. Он принял меня в мастерской, напоминающей вопросительный знак, и пояснил, что мастерская в форме вопросительного знака стимулирует полет фантазии и рождает полезные в любом деле сомнения.

Профессор спросил, что я написал о конгрессе, и я признался, что меня уволили.

– Весьма сожалею, – посочувствовал он.

– А я даже рад этому. За то время, что я в Архитектории, я многое понял. И решил остаться здесь и стать архитектором. На меня произвела огромное впечатление ваша теория подвижной архитектуры, ваши проекты перемещающихся в пространстве зданий, самоходных школ, единого памятника. Мне кажется, вашу идею не только можно, но и нужно значительно расширить и углубить. Если здания должны двигаться, то почему бы не двигаться и ансамблю в целом, то есть всему городу?

Профессор Паллади без всякого интереса смотрел на меня своими печальными глазами.